Комментарии к I тому «Капитала»

О политической экономии в широком и узком смысле

В «Капитале» изучаются производственные отношения капиталистического способа производства. Производственные отношения образуют экономическую структуру любого общества. Вот что пишет об этом Маркс в предисловии к своей работе «К критике политической экономии»: «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил.

Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка...» И далее: «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или — что является только юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы».

В приведенных положениях дана всесторонняя характеристика производственных отношений.

Во-первых, они непосредственно возникают в процессе производства; люди вступают в них «в общественном производстве своей жизни». Из контекста видно, что Маркс под последним понимает прежде всего процесс производства материальных благ.

Во-вторых, возникают они объективно, как «не зависящие от воли отношения».

В-третьих, производственные отношения в своей совокупности образуют «экономическую структуру общества, реальный базис» его.

И, наконец, в-четвертых, они служат формами развития производительных сил, если соответствуют последним, и, напротив, становятся их оковами, как только это соответствие ликвидируется вследствие дальнейшего развития производительных сил.

Все это, очевидно, относится к производственным отношениям любой общественной формации, а не только капиталистической. Глубокое и всестороннее исследование экономического строя последней в «Капитале» Маркса знаменовало собой создание политической экономии в узком смысле слова. Производственные отношения других формаций также подлежат теоретическому изучению и составляют предмет отдельных разделов единой науки — политической экономии в широком смысле слова.

«...Политическая экономия как наука об условиях и формах, при которых происходит производство и обмен в различных человеческих обществах и при которых, соответственно этому, в каждом данном обществе совершается распределение продуктов, — политическая экономия в этом широком смысле еще только должна быть создана, — писал в «Анти-Дюринге» Ф. Энгельс. — То, что дает нам до сих пор экономическая наука, ограничивается почти исключительно генезисом и развитием капиталистического способа производства: она начинает с критики пережитков феодальных форм производства и обмена... развивает затем законы капиталистического способа производства и соответствующих ему форм обмена с положительной стороны... и заканчивает социалистической критикой капиталистического способа производства, т. е. изображением его законов с отрицательной стороны, доказательством того, что этот способ производства, в силу собственного своего развития, быстро приближается к точке, где он сам себя делает невозможным».

Несмотря на столь определенное высказывание Энгельса в течение довольно продолжительного времени в экономической литературе пропагандировался тезис, согласно которому предмет политической экономии ограничивается исключительно производственными отношениями капиталистической системы. Данный взгляд был подвергнут критике Лениным, который по поводу положения Бухарина «политическая экономия есть наука о социальном хозяйстве, основанном на производстве товаров, т. е. наука о неорганизованном социальном хозяйстве» отметил: «Определение шаг назад против Энгельса». А на заключение Бухарина «таким образом, конец капиталистически-товарного общества будет концом и политической экономии» Ленин реагирует следующим образом: «неверно. Даже в чистом коммунизме хотя бы отношение \(Iv + m\) к \(IIc\)? и накопление?».

Конечно, теории отдельных экономических строев формируются сообразно тем особенностям, которые присущи изучаемым экономическим структурам общественных формаций. Но это лишь разделы науки, имеющей дело с материальным производством, общественным «производством индивидуумов», Маркс в своем широко известном «Введении» пишет: «Предмет исследования — это прежде всего материальное производство». И дальше: «Индивидуумы, производящие в обществе, — а следовательно общественно-определенное производство индивидуумов, — таков, естественно, исходный пункт». И это необходимый отправной пункт для экономических теорий всех общественных формаций.

Метод Маркса

Экономическое учение Маркса имеет актуальное значение и в наши дни не только потому, что вскрытые им законы движения капитализма вообще продолжают оставаться основой современного капитализма, что в нем показываются некоторые общие для всех формаций экономические законы, но и потому, что в этом учении мы находим наше главное оружие познания — метод материалистической диалектики, примененный Марксом в конкретном анализе капиталистического общества. «...Диалектика буржуазного общества у Маркса есть лишь частный случай диалектики», — подчеркивал В. И. Ленин. Изучение Маркса с этой стороны является абсолютной, настоятельной необходимостью для каждого марксиста-экономиста.

Для метода Маркса характерен прежде всего глубочайший историзм. Исторический характер марксистской политической экономии определяется, во-первых, тем, что любая изучаемая ею система производственных отношений конкретной общественно-экономической формации исторически обусловлена, и, во-вторых, тем, что исторически обусловлены все категории и законы этой системы.

Так, например, стоимость для Маркса — категория историческая. «Форма стоимости продукта труда есть самая абстрактная и в то же время наиболее общая форма буржуазного способа производства, который именно ею характеризуется как особенный тип общественного производства, а вместе с тем характеризуется исторически. Если же рассматривать буржуазный способ производства как вечную естественную форму общественного производства, то неизбежно останутся незамеченными и специфические особенности формы стоимости, следовательно особенности формы товара, а в дальнейшем развитии — формы денег, формы капитала и т. д.».

Диалектика требует рассмотрения явлений не изолированно и не в покое, а во всеобщей их связи и в движении, развитии. Но движение, подчеркивает Энгельс, «само есть противоречие». Иллюстрируя это на примере простого механического перемещения тел, он формулирует следующее положение: «...постоянное возникновение и одновременное разрешение этого противоречия — и есть именно движение».

Маркс в «Капитале» изучает экономические явления именно во взаимной связи и движении. При этом он исходит из факта постоянного возникновения и разрешения противоречий. Скажем, товар как «форма экономической клеточки», как исходный пункт буржуазной системы производственных отношений исследуется в его противоречиях между частным и общественным, между конкретным и абстрактным трудом, между потребительной стоимостью и стоимостью. Последнее, как показывает Маркс, превращается из внутреннего противоречия во внешнее, в противоречие между относительной формой стоимости и эквивалентной формой, которое в свою очередь находит разрешение, т. е. форму своего движения, в деньгах.

Товар и деньги, таким образом, выступают не как изолированные, а как два полюса выражения стоимости. Следовательно, здесь имеет место рассмотрение явлений и в их взаимной обусловленности, и в их развитии на базе противоречий.

При оценке методологического значения материалистической диалектики в исследовании Марксом системы капиталистических производственных отношений необходимо опираться на ленинские характеристики закона единства и борьбы противоположностей.

Ленин неоднократно подчеркивал, что к этому закону в конечном счете сводится вся диалектика: «Вкратце диалектику можно определить, как учение о единстве противоположностей. Этим будет схвачено ядро диалектики». Противоречие — «суть» диалектики, ее «основной закон»: «Раздвоение единого и познание противоречивых частей его ... есть суть (одна из сущностей, одна из основных, если не основная, особенностей или черт диалектики».

Диалектика требует прежде всего поиска, открытия противоречий в содержании каждого производственного отношения, каждого экономического закона. Блестящий пример такого рода анализа и дан в «Капитале» Маркса. Согласно его методу вне диалектики, вне противоречивого характера производственных отношений и их законов нельзя правильно понять не только ни одного экономического закона в отдельности (как такового), но и, что не менее важно, системной связи производственных отношений. Ибо не только взаимодействие сторон каждого отдельного отношения, но и развитие одного отношения в другое имеет своим источником противоречие.

Комментируя диалектический метод, «лежащий в основе марксовой критики политической экономии», Энгельс писал: «При этом методе мы исходим из первого и наиболее простого отношения... Это отношение мы анализируем. Уже самый факт, что это есть отношение, означает, что в нем есть две стороны, которые относятся друг к другу. Каждую из этих сторон мы рассматриваем отдельно; из этого вытекает характер их отношения друг к другу, их взаимодействие. При этом обнаруживаются противоречия, которые требуют разрешения... Мы проследим, каким образом они разрешались, и найдем, что это было достигнуто установлением нового отношения, две противоположные стороны которого нам надо будет развивать и т. д.».

Энгельс, следовательно, говорит не просто о противоречиях производственных отношений, а о системе противоречий экономических отношений способа производства, системе, развертывающейся на базе исходного противоречия.

Действительно, Маркс показал, как исходное противоречие капитализма — внутреннее противоречие товара между частным и общественным трудом — через посредство противоречий конкретного и абстрактного труда, потребительной стоимости и стоимости получает развитую форму как противоречие товара и денег, которое в свою очередь при определенных исторических условиях развивается, превращается в противоречие основного отношения капитализма, лежащее в основе всех его более конкретных, вплоть до самых поверхностных, противоречий.

Ленин в этой связи писал: «У Маркса в "Капитале" сначала анализируется самое простое... отношение буржуазного... общества: обмен товаров. Анализ вскрывает в этом простейшем явлении... все противоречия (respective зародыши всех противоречий) современного общества.

Дальнейшее изложение показывает нам развитие (и рост, и движение) этих противоречий и этого общества, в \(\sum\) его отдельных частей, от его начала и до его конца. Таков же должен быть метод изложения (respective изучения) диалектики вообще...».

В дальнейшем на конкретном материале «Капитала» мы рассмотрим, как в области экономических явлений капитализма происходят переход количества в качество и отрицание отрицания, как Маркс применяет эти принципы диалектики.

Исключительно важно также подчеркнуть: Маркс был не только диалектиком, но и материалистом; его метод есть метод диалектического материализма. У Маркса диалектика получает рациональный смысл именно потому, что она становится материалистической.

Формулируя в «Послесловии» к I тому «Капитала» суть коренного различия материалистической и идеалистической, гегелевской диалектики как методов, Маркс пишет: «Мой диалектический метод по своей основе не только отличен от гегелевского, но является его прямой противоположностью. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург (созидатель. — Д. Р.) действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней».

«Преобразованное» Марксом в «Капитале» материальное — это капиталистический способ производства. Последний «преобразован» диалектически, т. е. проанализирован в его возникновении, развитии и тенденциях, ведущих к его отрицанию.

Исторический материализм

В применении к области социально-исторических явлений метод диалектического материализма принимает форму исторического материализма. В своем исследовании буржуазного способа производства Маркс исходит прежде всего из уже цитировавшегося нами коренного положения исторического материализма, согласно которому в процессе производства своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие производственные отношения.

Стоимость, прибавочная стоимость и все другие категории политической экономии у Маркса выражают вполне объективные, «от воли не зависящие» производственные отношения. Так, анализируя процесс обмена, Маркс пишет: «Лица существуют здесь одно для другого лишь как представители товаров, т. е. как товаровладельцы. В ходе исследования мы вообще увидим, что характерные экономические маски лиц — это только олицетворение экономических отношений, в качестве носителей которых эти лица противостоят друг другу».

И далее, подчеркивает, что эти отношения людей не только не определяются свободной волей последних, но все обстоит как раз наоборот: «Содержание этого юридического, или волевого, отношения (в процессе обмена. — Д. Р.) дано самим экономическим отношением». Известно также, что капиталисты Марксом рассматриваются как олицетворение, «персонификация» капитала как объективного производственного отношения между владельцами средств и продуктов производства, с одной стороны, и владельцами лишь рабочей силы — с другой. В «Капитале» реализован также тот важнейший тезис исторического материализма, согласно которому на известной ступени своего развития «материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или — что является только юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции».

Это положение наиболее ярко раскрывается в VII отделе I тома, где показывается, как в ходе накопления развивается, расширенно воспроизводится противоречие между развиваемым капитализмом общественным характером производительных сил и частной формой присвоения — противоречие, которое в конечном счете с объективной необходимостью ведет к революционному уничтожению капиталистического способа производства.

Следовательно, в «Капитале» производственные отношения капиталистической системы изучаются именно как общественные формы развития или торможения роста производительных сил, а отнюдь не изолированно от производительных сил.

Маркс использует в «Капитале» и такой вытекающий из положений исторического материализма принцип, как примат отношений непосредственного процесса производства. Так, он показывает, что в условиях товарного и товарно-капиталистического производства производственные отношения людей выступают не иначе, как в форме отношений вещей (созданных продуктов) в сфере обмена, что создает иллюзию, будто сами отношения и возникают в обмене, будто обмен и придает общественную форму производству.

На самом же деле (и это Маркс доказал с величайшей убедительностью) именно «атомистический» характер самого непосредственного процесса капиталистического производства, который осуществляется обособленными частной собственностью производителями, с абсолютной необходимостью ведет к проявлению отношений этих последних исключительно a posteriori, в рыночном обмене созданными продуктами, тогда, когда процесс производства уже завершен, «угас».

Поскольку, как отмечено выше, материалистическая диалектика служит источником методологических принципов политико-экономического исследования Маркса не только в своей непосредственной форме (в качестве учения о всеобщих законах объективного мира), но и в своем конкретном приложении как исторический материализм, закономерен вопрос: каковы особенности использования исторического материализма в политической экономии в отличие от использования материалистической диалектики как таковой?

«Капитал» Маркса дает основания для вывода о том, что эти особенности связаны с известным (но отнюдь не абсолютным!) разграничением сфер применения этих двух составляющих марксистского метода политической экономии. Если диалектика как таковая (как наука о всеобщих законах объективного мира, следовательно, действующих и в области производственных отношений) в первую очередь помогает изучить характер связей элементов внутри системы производственных отношений, их развития (путем анализа раскрытия и разрешения противоречий этих отношений, их перехода от абстрактного к конкретному, от простого к сложному), то положения исторического материализма являются обязательной теоретической предпосылкой при политико-экономическом анализе взаимодействия производственных отношений с производительными силами и с надстройкой.

Выводы исторического материализма о характере взаимодействий базиса и надстройки с необходимостью используются при исследовании закономерностей смены одного экономического строя другим (и, следовательно, при решении проблемы логического соединения отдельных систем политической экономии, отражающих системы производственных отношений всех известных исторических способов производства, в единую систему политической экономии в широком смысле слова).

Базируясь на принципах исторического материализма, марксистско-ленинская политическая экономия исходит из того, что если развитие системы производственных отношений в пределах любого данного способа производства происходит в эволюционном порядке, то исторический переход от нее к системе производственных отношений нового, более высокого способа производства обязательно носит революционный характер. Данный переход обязательно осуществляется в порядке насильственных, внеэкономических акций, предполагающих приведение в действие определенных политических, классовых сил. Конечно, политическая экономия не может специально изучать отмеченное внеэкономическое содержание перехода от одного способа производства к другому (это предмет других составляющих марксистско-ленинской теории).

Однако политическая экономия, изучающая внутреннюю логику эволюционного развития данной системы производственных отношений, обострение имманентных противоречий последней, во-первых, научно обосновывает необходимость революционных акций и указывает на социальные силы, способные эти акции совершить, во-вторых, раскрывает те экономические формы, которые могут развиваться в результате осуществления революционного переворота.

Таким образом, политическая экономия как подлинно революционная наука, отрицающая возможность эволюционного самоперерождения способов производства, немыслима без теснейшего взаимодействия с историческим материализмом. Классический образец такого взаимодействия дает «Капитал» К. Маркса. В результате глубочайшего политико-экономического исследования «анатомии и физиологии» капиталистического общества Марксом было доказано, что «экспроприация экспроприаторов» и установление общественной собственности на средства производства посредством революционных (политических, волевых) действий пролетариата и союзных масс трудящихся — объективно необходимый результат исторической эволюции капиталистической системы производственных отношений, единственно возможный способ истинного, положительного разрешения ее основного противоречия.

Революционное овладение всеми средствами производства общества, связанное с завоеванием пролетариатом политической власти, одновременно образует, согласно Марксу, абсолютно необходимое условие возникновения системы производственных отношений нового, коммунистического способа производства.

Один из генеральных методологических принципов политической экономии — примат производства, несомненно, непосредственно связан с распространением диалектического материализма на сферу общественных отношений. Диалектико-материалистическое истолкование общественных явлений имеет в качестве коренной основы положение о том, что развитие общества имеет в качестве своего исторического фундамента развитие производительных сил, развитие орудий труда и приводящего их в движение работника для воспроизводства материальной жизни общества, которое и является основанием изменений во всех других сферах общественной жизни.

Именно исторический материализм, с другой стороны, указывает на активную роль всех (в том числе производственных) общественных отношений, которые в конечном счете порождаются развитием производительных сил. Производственные отношения являются формой развития производительных сил, и их состояние, как уже отмечалось выше, оценивается Марксом под углом зрения того, способствуют они развитию производительных сил или становятся оковами этого развития. Не следует забывать и о такой активной роли надстроечных отношений, которая согласно историческому материализму является необходимым компонентом процесса перехода от одной общественно-экономической формации к другой.

В развитие уже сказанного о применении Марксом принципа рассмотрения производственных отношений в определенном взаимодействии с производительными силами как общественной формы движения последних важно отметить следующее. С одной стороны, исторический материализм позволяет раскрыть решающее влияние развития производительных сил на изменение производственных отношений («изменение» как в плане перехода от одного общественно-экономического строя к другому, так и в плане развития в пределах данного исторического типа экономических отношений), а с другой — показать то активное обратное влияние, которое осуществляет каждый данный общественно-экономический строй и смена его последующим, более высоким на эволюцию производительных сил общества.

Согласно Марксу, это активное обратное влияние производственных отношений в историческом процессе эволюции и смены общественно-экономических формаций в целом проявляется прежде всего в том, что каждый более высокий тип производственных отношений развивает и более высокий по сравнению с предшествующим (и принципиально недостижимый в условиях предшествующею) уровень производительных сил и производительности труда. Что же касается положения об активном воздействии производственных отношений на развитие производительных сил в пределах одного данного способа производства, то классическим образцом политиков экономической реализации этого положения служит изложенное в IV и V отделах I тома «Капитала» учение о производстве относительной прибавочной стоимости.

Маркс рассмотрел в IV отделе производительные силы как «служащие» развитию основного производственного отношения; именно здесь заложен прочный фундамент сформулированного в III томе «Капитала» тезиса о том, что безграничное развитие общественных производительных сил выступает средством для «увеличения стоимости существующего капитала» как «исходного и конечного пункта», как «цели».

Маркс прослеживает, каким образом, возникая исторически на унаследованных от феодализма производительных силах и потому существуя первоначально в неразвитой форме, отношение наемного труда и капитала начинает созидательную «работу» преобразования производительных сил «по своему образу и подобию», вызывая к жизни кооперацию как адекватную природе этого отношения форму организаций процесса труда, обеспечивающую (а развиваясь до кооперации, многократно усиливающую) эффект новой производительной силы. Но основное производственное отношение коренным образом преобразует и саму «реальную природу процесса труда» (Маркс), что связано с наполнением указанной формы кооперации качественно новым содержанием, с промышленным переворотом, с введением системы крупного машинного производства.

Вытекающие из этой системы огромные возможности роста производительной силы труда, благодаря тому, что последняя становится производительной силой капитала, выступают в качестве абсолютно необходимого средства обогащения собственного содержания основного производственного отношения и его развития из формы производства абсолютной прибавочной стоимости в более высокую форму — производство относительной прибавочной стоимости.

Абстрактное и конкретное в диалектическом понимании

«Кажется правильным, — пишет Маркс, — начинать с реального и конкретного, с действительных предпосылок, следовательно, например в политической экономии, с населения, которое есть основа и субъект всего общественного процесса производства. Между тем при ближайшем рассмотрении это оказывается ошибочным... Если бы я начал с населении, то это было бы хаотическое представление о целом, и только путем более близких определений я аналитически подходил бы ко все более и более простым понятиям: от конкретного, данного в представлении, ко все более и более тощим абстракциям, пока не пришел бы к простейшим определениям. Отсюда пришлось бы пуститься в обратный путь, пока я не пришел бы, наконец, снова к населению, но на этот раз не как к хаотическому представлению о целом, а как к богатой совокупности, с многочисленными определениями и отношениями. Первый путь — это тот, по которому политическая экономия исторически следовала в период своего возникновения. Экономисты XVII столетия... всегда заканчивают тем, что путем анализа выделяют некоторые определяющие абстрактные всеобщие отношения, как разделение труда, деньги, стоимость и т. д. Как только эти отдельные моменты были более или менее зафиксированы и абстрагированы, стали возникать экономические системы, которые восходят от простейшего — как труд, разделение труда, потребность, меновая стоимость — к государству, международному обмену и мировому рынку. Последний метод есть, очевидно, правильный в научном отношении».

Из этого положения следует, что абстракциями пользовался не только Маркс, который придавал им исключительное значение, но ими пользовались и предшественники Маркса. Сущность метода Маркса, следовательно, заключается не просто в «замене микроскопа и химических реактивов силой абстракции» вообще, а в особенностях этой «замены», в применении диалектико-материалистического «восхождения от абстрактного к конкретному». При пользовании абстракциями необходимо прежде всего решить вопрос о пределах научного абстрагирования. С одной стороны, абстракция должна быть проведена последовательно до конца; с другой стороны — не дальше известного предела. Для системы капитализма товар — вот то простейшее отношение, «экономическая клеточка» буржуазного общества, которая является этой предельно абстрактной категорией.

Классики буржуазной политической экономии, делая исходным моментом труд, производство, шли по правильному пути. Но они создавали исторически непреодолимые противоречия в своих системах, поскольку исторические определения экономических отношений буржуазного строя они рассматривали как вечные, раз навсегда данные.

Марксовы абстракции суть отображения исторически данного. Поэтому они, во-первых, носят материально-исторический характер. Под «абстрактным» нельзя понимать нечто априорное, феномен лишь разума, а не опыта; «конкретное» же неверно отождествлять в противоположность абстрактному с действительным, реальным. При таком понимании этих понятий требование «восхождения от абстрактного к конкретному» противоречило бы методологии марксизма.

Во-вторых, Марксовы абстракции носят конкретно-исторический характер в том смысле, что они относятся к определенной, исторически обусловленной экономической формации.

В-третьих, они отнюдь не произвольны (что, впрочем, вытекает из предыдущего). Например, только раскрытие производственных отношений, связанных с товаром и товарообращением, подготовляет предпосылки и возможности анализировать производственные отношения, овеществленные в капитале, прибыли, заработной плате. Производственные отношения капиталистической системы — предмет политической экономии капитализма — являются генетически развивающейся системой, располагаются как бы ступенчато: одни возвышаются над другими, «опираются» на них. В этом и заключается сущность «восхождения», о котором говорит Маркс.

В условиях развитого капиталистического способа производства система производственных отношений, являющаяся объектом изучения, по видимости «устроена» не так: производственные отношения неотделимы друг от друга, они выступают и проявляются совокупно, как единое целое. Товар, который движется из одного капиталистического предприятия в другое, «овеществляет» собой все производственные отношения капиталистической системы, в том числе и отношения между трудом и капиталом. Ибо указанный товар не есть только лишь продукт труда, организованного на началах обмена. Он еще и продукт наемного труда, воплощает не только стоимость, но и прибавочную стоимость.

Последняя, реализуясь в акте обмена и превращаясь в прибыль, распадается в свою очередь на прибыль (промышленную и торговую), процент на капитал, ренту. Словом, все действуют лишь в единстве. Но в целях теоретического отражения мы стараемся при помощи особого «микроскопа», при помощи силы абстракции, расчленить и особо расположить отдельные стороны изучаемой системы производственных отношений.

Этот теоретический анализ в основном отображает историческое возникновение и развитие изучаемого способа производства. Об этом речь специально пойдет дальше; отметим лишь то, что восхождение от абстрактного к конкретному в «Капитале» построено на принципах исторического материализма. Учение о базисе и надстройке, производительных силах и производственных отношениях, о их диалектическом развитии и противоречиях, в которые они вступают на известной ступени развития, определило для Маркса, как, в какую сторону направить свой «микроскоп», силу абстракции, чтобы правильно теоретически отобразить капиталистическую систему.

Применение Марксом принципов диалектического и исторического материализма к изучению капитализма приняло, и не могло не принять, форму метода «восхождения от абстрактного к конкретному», принципиально отличного от метода абстракции буржуазных политикоэкономов.

Как уже отмечено выше, его основная черта — адекватное отражение в системе экономических категорий действительного процесса развития системы производственных отношений. Принципиально важным моментом диалектико-материалистического метода восхождения от абстрактного к конкретному является также постоянное обращение исследователя к практике, постоянное движение от практики к теоретическим понятиям и опять к практике.

Коренная проблема марксова метода «восхождения от абстрактного к конкретному» — выделение исходного пункта этого «восхождения» в исследовании системы производственных отношений — может быть научно и последовательно решена только на основе сознательного применения материалистической диалектики.

Она предполагает решение задачи «отыскания» такого абстрактного отношения данной системы, которое, во-первых, является необходимым моментом всех других отношений и является их всеобщей формой; во-вторых, характеризует данный способ производства «исторически», т. е. указывает на его исторические границы; в-третьих, представляет особое производственное отношение, которое является исторически первым отношением данного способа производства; в-четвертых, заключает в себе внутреннее противоречие, являющееся зародышем всех других противоречий системы.

Логическое и историческое

Энгельс в своей рецензии на книгу Маркса «К критике политической экономии» пишет: «Критику политической экономии, даже согласно выработанному методу, можно было проводить двояким образом: исторически или логически». Указывая далее на ограниченность чисто исторического построения, Энгельс приходит к выводу: «Таким образом, единственно подходящим был логический метод исследования». Но тут же он продолжает: «Но этот метод в сущности является не чем иным, как тем же историческим методом, только освобожденным от исторической формы и от мешающих случайностей. С чего начинает история, с того же должен начинаться и ход мыслей, и его дальнейшее движение будет представлять собой не что иное, как отражение исторического процесса в абстрактной и теоретически последовательной форме; отражение исправленное, но исправленное соответственно законам, которые дает сам действительный исторический процесс, причем каждый момент может рассматриваться в той точке его развития, где процесс достигает полной зрелости, своей классической формы».

Конечно, это указание Энгельса не следует понимать слишком упрощенно, будто категории политической экономии теоретически всегда следуют одна за другой в том же порядке, в каком они исторически возникли. Это было бы искажением не только теории, но и истории: исследователь находился бы во власти «исторической формы и мешающих случайностей». Другими словами, он не воспроизвел бы изучаемую им систему в ее внутреннем историческом развитии, он дал бы только ее внешнее описание.

Торговый капитал, например, возник задолго до промышленного; однако решающую, определяющую роль в капиталистической экономической системе играет капитал не торговый, а промышленный. Последний подчиняет себе торговый капитал, отводит ему определенное место в «иерархии» капиталистических производственных отношений. Следовательно, и теоретически торговый капитал должен быть выведен на базе промышленного, а не наоборот, что Марксом и делается.

Таким образом, иная «расстановка» категорий (в нашем призере — категорий торгового капитала и промышленного капитала) не означает отрыва логического от исторического. Она, напротив, означает как более глубокое понимание исторического процесса, так и более адекватное его теоретическое воспроизведение.

В первом, например, отделе I тома «Капитала» — «Товар и деньги» — мы имеем еще картину «упрощенную», притом в двух отношениях. Во-первых, Маркс абстрагируется от всех остатков натурального хозяйства, во-вторых, абстрагируется от всех специфических капиталистических отношений: в этом отделе мы еще не знаем ни капиталистов, ни наемных рабочих, ни крупных земельных собственников и т. д. Такая абстракция диктуется необходимостью исследовать изучаемое явление — товар и деньги — в наиболее чистом виде, рассматривать их как категории, выражающие только товарные отношения. Но эта «теоретическая модель» есть в то же время и отображение истории.

Товарное производство не является особой общественно-экономической формацией, но, как отмечал В. И. Ленин, «в чистом своем виде процесс развития капитализма действительно начался (например, в Англии) с режима мелких, раздробленных товаропроизводителей и их индивидуальной трудовой собственности». Это означает, что отношения простого товарного производства составляют не только логический, но и исторический исходный пункт капиталистической системы производственных отношений.

Говоря о стоимости и цене производства, Маркс пишет: «Таким образом, независимо от подчинения цен и их движения закону стоимости, будет совершенно правильно рассматривать стоимости товаров не только теоретически, но и исторически как prius цен производства. Это относится к таким общественным условиям, когда работнику принадлежат средства производства; таково положение, как в старом, так и в современном мире, крестьянина, живущего собственным трудом и владеющего землей, и ремесленника». Маркс здесь снова подчеркивает, что простое товарное производство и стоимость не только логические, но и исторические категории. То, что Маркс восходит от абстрактного к конкретному, упрощает изучаемое им явление, абстрагируется от всего несущественного для данной стадии теоретического анализа, бесспорно. Но это следует понимать именно так, как следует из приведенного высказывания Энгельса. Теоретическая модель, построенная по законам диалектики, отражает действительность.

Изучить капитализм в его возникновении, развитии и исчезновении, как это диктуется диалектикой, — значит начать исследование именно с того, с чего начинается и история данного способа производства, с простого товарного производства, с возникновения товарной формы продукта и ее внутренних противоречий, в которых уже в скрытом виде заключены все противоречия капиталистического способа производства.

Итак, диалектико-материалистическое решение проблемы соотношения исторического и логического имеет ряд аспектов. Первый и простейший указывает на то, что логическое есть отражение исторического, поскольку всякая теория для материалиста есть отражение практики, действительных отношений. Это отражение, по словам Энгельса, должно быть «очищено» от случайностей исторического процесса. Это «очищение» является серьезной научной проблемой, поскольку предполагает выработку строгих научных критериев, с которыми исследователь подходит к предмету.

Назовем лишь два из них.

Первый — это отражение в системе категорий внутренних диалектических противоречий самого предмета — исторически развивающейся системы производственных отношений. Всякое внутреннее противоречие самого предмета никогда не является исторической случайностью, поскольку оно составляет источник развития системы (или тех или иных ее элементов).

Второй критерий выделения закономерных элементов в историческом процессе — воспроизведение исторических предпосылок развитой системой. Те исторически существовавшие отношения, которые воспроизводятся в том или ином виде развитой системой, принадлежат к числу закономерных элементов данной системы производственных отношений; остальные же исторически преходящи.

Еще одна частично уже затронутая выше сложная проблема соотношения исторического и логического — субординация производственных отношений в утвердившейся системе и в процессе ее становления. На первый взгляд они представляются совершенно различными. Только взаимосвязь отношений в утвердившемся способе производства кажется их действительным соподчинением, которое отражается в логике категорий политической экономии.

Исследование, проведенное Марксом в «Капитале», показывает, что историческая, временная последовательность производственных отношений, связанных генетически, т. е. порождающих одно другое на базе внутренних противоречий и принадлежащих к данной исторически определенной системе, обусловливает, будучи очищена от исторических случайностей, субординацию этих отношений в развитом целом.

Кажущиеся исключения — купеческий и ростовщический капитал, рента — подтверждают правило. Отношения купеческого и торгового капитала суть производственные отношения, несущие момент не только единства, но и существенного различия. Первое есть отношение превращения \(Д\) в \(Д'\), не опосредуемое капиталистической эксплуатацией. Второе по форме совпадает с первым, но по содержанию есть отношение, связанное с распределением прибавочной стоимости, уже созданной в производстве.

Это исторически различные отношения, которые логически отражаются в различных разделах «Капитала»: первое — во II отделе I тома, второе — в IV отделе III тома. То же можно сказать о различии ростовщического и ссудного капиталов. Рента всегда есть экономическая реализация земельной собственности, но капиталистическая рента с феодальной рентой не имеет прямой связи логического характера.

Индукция и дедукция

Формальная логика противопоставляет индукцию дедукции и анализ синтезу.

Под индукцией понимают движение мышления от отдельных случаев к общим выводам. Применение индукции как определенного приема исследования называется индуктивным методом. Исходным пунктом последнего является точное наблюдение и описание отдельных фактов и явлений.

Дедукция же представляет обратный прием: применение общих положений, общих принципов к отдельным фактам и явлениям. Исходным пунктом здесь является общее, от него исследователь двигается к отдельным конкретным случаям, стараясь объяснить их на основе общих принципов.

Поскольку диалектика как метод политической экономии не отрицает начисто формальную логику, а предполагает ее использование, указанные приемы индукции и дедукции использовались Марксом. Поскольку дедукцией пользовалась и классическая политическая экономия, постольку интересно провести параллель в применении дедуктивного метода Марксом и Смитом.

Смит стоит на точке зрения «экономического человека», «homo economicus». По его мнению, каждый отдельный человек исходит из индивидуального интереса — получить максимум при наименьших затратах. В стремлении получить максимум при минимуме затрат люди вступают во взаимный обмен, необходимость которого заключена в природе человека как биологической особи в отличие от животных, у которых нет стремления к обмену. Обмен же предполагает разделение труда, являющееся важнейшим фактором повышения производительности труда. Таким образом, из обмена выводится разделение труда, затем аналогичным путем выводятся деньги: люди не могут обходиться без денег, так как без них затруднен обмен.

Как же мы можем характеризовать такой метод? Формально этот метод является дедуктивным методом, потому что все конкретные явления экономического строя Смит выводит из общих свойств человеческой природы.

Классики исходят из неизменного, раз навсегда данного. Их «homo economicus» — фигура надысторическая. И они пытались открыть законы естественные, неизменные, присущие человеческой природе как таковой. Маркс же исходит из исторически развивающейся системы материальных общественных отношений. По Марксу, исходным моментом является не отдельный человек, а система производственных отношений, опирающаяся на определенный уровень производительных сил. Сам человек является продуктом определенного способа производства.

В пределах, отведенных диалектикой формальной логике, вопрос о применимости дедукции или индукции вполне уместен. Хотя метод «Капитала» является одновременно и дедукцией и индукцией, но с формальной стороны, в зависимости от исследуемых проблем, преобладает то один, то другой прием.

О применении Марксом дедукции спорить не приходится. Но «Капитал» есть результат не только применения данного метода, но и изучения громаднейшего фактического материала. «Исследование, — указывает Маркс, — Должно детально освоиться с материалом, проанализировать различные формы его развития, проследить их внутреннюю связь.

Лишь после того как эта работа закончена, может быть надлежащим образом изображено действительное движение». Само собой разумеется, что «детально освоиться с материалом» невозможно без тщательного наблюдения и фактического изучения, т. е. невозможно без применения индуктивного метода. «„Капитал“, — отмечал Ленин, — это не что иное, как „несколько обобщающих, теснейшим образом между собою связанных идей, венчающих целый Монблан фактического материала"».

Анализ и синтез

«Классическая политическая экономия, — пишет Маркс, — старается посредством анализа свести различные фиксированные и чуждые друг другу формы богатства к их внутреннему единству и совлечь с них ту форму, в которой они индифферентно стоят друг возле друга; она хочет понять внутреннюю связь целого в отличие от многообразия форм проявления. Поэтому она сводит ренту к добавочной прибыли, вследствие чего рента исчезает как особая, самостоятельная форма и оказывается отделенной от ее мнимого источника, земли. Она точно так же срывает с процента его самостоятельную форму и показывает, что он есть часть прибыли. Так она свела к одной форме прибыли все те формы дохода, все те самостоятельные формы, или титулы, под которыми не-рабочий получает долю в стоимости товара. Но прибыль сводится к прибавочной стоимости, так как стоимость всего товара сводится к труду... Классическая политическая экономия иногда впадает в противоречия при этом анализе; часто она пытается произвести это сведение и доказать единство источника различных форм непосредственно, без выявления посредствующих звеньев... Она интересуется не тем, чтобы генетически вывести различные формы, а тем, чтобы свести их посредством анализа к их единству, так как она исходит из них как из данных ей предпосылок. Но анализ является необходимой предпосылкой генетической трактовки, понимания действительного процесса формообразования в его различных фазах».

Итак, процент, предпринимательская прибыль, рента выступают для исследователя как «чуждые друг другу формы». Притом каждая из этих форм имеет свой особый источник: процент — «капитал-собственность», предпринимательская прибыль — «капитал-функцию», рента — землю.

Первая задача науки состоит в том, чтобы за внешней отчужденностью открыть их внутреннюю связь. А это достигается тем, что они аналитически сводятся к более общей форме, т. е. к прибыли. Как часть прибыли они перестают быть чуждыми друг другу, их внутренняя связь, их «родство» уже обнаружены. И все же они пока еще загадочные формы, так как сама прибыль загадочна; вторая задача науки, следовательно, заключается в том, чтобы раскрыть эту загадку. Это осуществляется сведением прибыли к прибавочной стоимости и прибавочному труду. Прибавочный труд есть единая внутренняя основа — субстанция — всех видов нетрудового дохода. Но прибавочный труд создает прибавочную стоимость, которая есть не что иное, как часть стоимости. Основой ее в конечном счете является стоимость, определяющаяся рабочим временем.

В основном эти две задачи уже пыталась разрешить, как Маркc отмечает в приведенном положении, классическая буржуазная политическая экономия, которая исходит из определения стоимости рабочим временем. Но классики, как правило, пользуются только аналитическим методом, при помощи которого «срывают» с процента и ренты их самостоятельные формы; путем анализа они в особых формах находят их общность, единство, внутреннюю основу.

При этом исключительно важно то, что при помощи анализа можно найти единую основу этих разных форм, но никак нельзя генетически вывести из единой основы разные формы. Это можно сделать лишь на основе генетического метода — метода восхождения от абстрактного к конкретному, рассматривающего единую основу в ее развитии, следовательно, в образовании ею разных форм.

Метафизика отрывает анализ от генетического рассмотрения явления, для нее это два различных метода. Диалектика рассматривает их в единстве, как моменты единого диалектического метода. Поэтому Маркс, применяя диалектический метод, не только сводит разные формы к их единству, но и выводит разные формы из их единства, чего не смогла сделать предшествовавшая Марксу классическая политическая экономия.

В «Капитале» воспроизводится капиталистический способ производства во всей его конкретности и многогранности. Начинает же Маркс свое исследование с товара.

Это, конечно, не значит, что в «Капитале» Маркс пользуется исключительно синтезом. На каждой ступени «восхождения от абстрактного к конкретному» Маркс применяет и анализ, и синтез. Товар, например, прежде всего подвергается анализу, выделяется его потребительная стоимость и меновая стоимость, а сведением последней к скрывающейся за ней общей ее основе, к абстрактному труду достигается понимание стоимости как вещного результата этого труда. Этим анализ здесь закончен, но в результате получилось все же абстрактное определение стоимости.

От исследованной аналитически стоимости Маркс уже путем синтеза идет обратно к меновой стоимости, в которой стоимость получает свою форму. Результатом синтеза является понимание стоимости как выраженной в ее наиболее развитой, денежной форме. Деньги тоже подвергаются прежде всего анализу, они как бы расчленяются на отдельные функции; последние же рассматриваются исключительно в порядке «восхождения от абстрактного к конкретному»: каждая следующая функция является более усложненной, включающей в себя предыдущие. Анализ дополняется синтезом, и деньги воспроизводятся во всей их конкретности.

Критика буржуазной политической экономии

Известен подзаголовок «Капитала» — «Критика политической экономии». Маркс, исследуя капиталистический способ производства, систематически развивая свою теорию, одновременно критически осмысливает все сделанное его предшественниками и современниками. Точнее, Маркс свою теорию строит и на анализе капиталистического производства и на критике теоретического отражения этого способа производства буржуазными и мелкобуржуазными экономистами.

Объектом критики Маркса являются следующие буржуазные школы:

1. меркантилистская,
2. классическая,
3. вульгарная.

Он критикует также воззрения мелкобуржуазных экономистов и утопистов-социалистов. Систему ранних меркантилистов Маркс называет монетарной. Система позднейших меркантилистов им названа собственно меркантилистской.

Представителями монетарной системы производство еще совершенно игнорируется, кругооборот капитала им представляется исключительно в форме \(Д—Т—Д'\) (формула, типичная для торгового капитала).

Представители меркантилистской системы исходят уже из формулы \(Д—Т ... П ... Т'—Д'\), т. е. включают в кругооборот капитала и производство. Но так как капиталистический способ производства ими не был понят, а других форм кругооборота капитала — производительного и товарного капитала — они не знали, то весь процесс движения капитала представлялся меркантилистами как движение денег, порождающих деньги.

Другими словами, движение капитала представлялось им так, как оно выступает на поверхности явлений в приведенной развернутой формуле кругооборота денежного капитала: \(Д—Т ... П ... Т —Д'\). Характеризуя указанную формулу, Маркс пишет: «Для делания денег процесс производства является лишь неизбежным посредствующим звеном, необходимым злом. Поэтому все нации с капиталистическим способом производства периодически переживают спекулятивную лихорадку, во время которой они стремятся осуществлять делание денег без посредства процесса производства». Против меркантилистов в значительной мере направлена вышеназванная IV глава I тома «Капитала».

Характеризуя классическую буржуазную политическую экономию, Маркс пишет следующее: «Замечу раз навсегда, что под классической политической экономией я понимаю всю политическую экономию, начиная с У. Петти, которая исследует внутренние зависимости буржуазных отношений производства».

Тут же следует заметить, что У. Петти по своим общим экономическим воззрениям (сам Маркс подчеркивает это в ряде мест) был еще меркантилистом, хотя и меркантилистом эпохи разложения этой школы, когда в недрах последней зародилась и стала развиваться классическая политическая экономия. Классическая политическая экономия в том широком смысле, в каком она здесь понимается Марксом, делится в основном на две школы, исторически следовавшие одна за другой: школу физиократов и теории Смита и Рикардо (под классической школой в более узком смысле обычно понимают последние).

Физиократы окончательно перенесли исследование экономических явлений из сферы обращения в сферу производства и этим превратили политическую экономию в подлинную науку. Действительная наука современной экономии начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства.

Но производство понимается физиократами еще слишком узко: по сути дела оно сводится только к сельскохозяйственному. Выдвигается следующий тезис: прибавочный продукт создается только в сельском хозяйстве, а потому только в сельском хозяйстве труд является производительным. Все общество делится на три основных класса: земледельцев, земельных собственников и «бесплодный» класс (к последнему физиократы относили промышленников и промышленных рабочих, торговцев и т. п.). У Тюрго наблюдается уже деление общества на пять классов: земледельцев и «бесплодный» класс он еще делит на рабочих и капиталистов. Общество живет за счет прибавочного продукта, создаваемого в сельском хозяйстве.

Но почему прибавочный продукт создается только в земледелии? Один итальянский физиократ объясняет это так: промышленность дает материи только форму, только видоизменяет ее, поэтому промышленность ничего не создает, «промышленность покупает у земледелия сырье для того, чтобы его обработать. Промышленный труд, как уже было сказано, дает только форму этому сырью, но ничего к нему не прибавляет и не умножает его».

Желая еще больше популяризировать свою мысль, названный автор иллюстрирует ее на следующем примере: «Дайте, — говорит он, — повару некоторое количество гороха для приготовления обеда; он сварит его, как следует, и в готовом виде подаст вам на стол, но подаст он то же самое количество, которое получил; напротив, дайте такое же количество гороха огороднику, чтобы он вверил его земле, и он в свое время возвратит вам по меньшей мере вчетверо больше полученного. Это и есть настоящее и единственное производство».

То, что физиократы считали производительным трудом только труд, создающий прибавочный продукт, свидетельствует, что они действительно стали исследовать «внутренние зависимости буржуазных отношений производства». Маркс пишет: «Физиократы перенесли исследование о происхождении прибавочной стоимости из сферы обращения в сферу непосредственного производства и этим заложили основу для анализа капиталистического производства» — и даже называет физиократов «отцами современной политической экономии».

Но физиократы в соответствии со сказанным выше понимали производство слишком узко: верное положение, что производительным является только тот труд, который создает прибавочный продукт, переплетается с ложным тезисом, будто прибавочный продукт может быть создан только в сельском хозяйстве.

От физиократической ограниченности освобождают политическую экономию классики (в узком смысле слова) — Смит и Рикардо. Они перенесли свое исследование в сферу производства вообще, а сельское хозяйство рассматривали лишь как одну из отраслей последнего. Смит свой знаменитый труд «Исследование о природе и причинах богатства народов» начинает следующими словами: «Годичный труд каждого народа представляет собою первоначальный фонд, который доставляет ему все необходимые для существования и удобства жизни продукты, потребляемые им в течение года и состоящие всегда или из непосредственных продуктов этого труда, или из того, что приобретается в обмен на эти продукты у других народов». Здесь определение труда, труда вообще, независимо от того, в какой отрасли хозяйства он функционирует, особо подчеркнуто и направлено против физиократов.

Все же на окончательный разрыв со специфическими идеями физиократов Смит не пошел: влияние последних чувствуется в его системе. Этим влиянием проникнута, например, его теория ренты. Считая производительным труд в любой отрасли хозяйства, Смит все же полагал, что сельское хозяйство более, чем другие виды производства, производительно: оно в отличие от промышленности дает еще и ренту (промышленность доставляет только заработную плату и прибыль).

Помимо того, Смит еще не может освободиться от власти видимости явлений. Маркс, характеризуя метод Смита, пишет: «С одной стороны, он прослеживает внутреннюю связь экономических категорий, или скрытую структуру буржуазной экономической системы. С другой стороны, он ставит рядом с этим связь, как она дана видимым образом в явлениях конкуренции... Оба эти способа понимания, из которых один проникает во внутреннюю связь буржуазной системы, так сказать, в ее физиологию, а другой только описывает, каталогизирует, рассказывает и подводит под схематизирующие определения понятий то, что внешне проявляется в жизненном процессе, в том виде, в каком оно проявляется и выступает наружу, — оба эти способа понимания у Смита не только преспокойно уживаются один подле другого, но и переплетаются друг с другом и постоянно друг другу противоречат».

Наивысшего развития классическая политическая экономия достигает у Рикардо. Он окончательно порывает с физиократами, т. е. с односторонним пониманием производства. Вместо описанных Марксом в приведенном положении двух способов исследования Рикардо пользуется единственным способом, который «проникает во внутреннюю связь, в физиологию буржуазной системы». В основу всей своей системы Рикардо кладет трудовую теорию стоимости, предварительно освободив ее от тех черт непоследовательности, которыми страдает смитовская теория стоимости. Но Рикардо не смог вывести остальных категорий политической экономии из стоимости, он лишь старается доказать, что они ей не противоречат, а прямо и непосредственно соответствуют.

Система Рикардо чужда подлинно диалектических противоречий предмета, системы этих противоречий, хотя, вообще говоря, он безбоязненно характеризует некоторые противоречия, в частности противоречие между земельной собственностью и капиталом.

Так, теорию прибыли Рикардо строит на основе теории стоимости, и это правильно. Однако поскольку прибыль им не исследуется в ее наиболее общей форме — в форме прибавочной стоимости, постольку выпадают все промежуточные звенья между прибавочной стоимостью и прибылью. И Рикардо попадает в логическое противоречие: прибыль пропорциональна всему капиталу, а прибавочная стоимость пропорциональна переменному капиталу.

К классикам Маркс относился с большим уважением. Указывая ошибки и заблуждения, он подчеркивает и их достижения. Более того, он всячески старается доказать, что зачатки и отдельные элементы его теории уже имеются у классиков. Критикует Маркс классиков по двум линиям:

1. открывает у них ошибки логического и фактического порядка,
2. разоблачает буржуазную ограниченность классиков, заставляющую их считать буржуазный способ производства вечным, вследствие чего и категории политической экономии у них являются вечными.

О вульгарных экономистах Маркс пишет: «В противоположность ей (классической политической экономии. — Д. Р.) вульгарная политическая экономия толчется лишь в области внешних, кажущихся зависимостей, все снова и снова пережевывает материал, давно уже разработанный научной политической экономией, с целью дать приемлемое для буржуазии толкование, так сказать, наиболее грубых явлений экономической жизни и приспособить их к домашнему обиходу буржуа. В остальном она ... педантски систематизирует затасканные и самодовольные представления буржуазных деятелей производства о их собственном мире как лучшем из миров и объявляет эти представления вечными истинами».

Здесь дана исчерпывающая характеристика вульгарной политической экономии как со стороны предмета и метода, так и со стороны тех задач, которые она себе ставила. Предметом ее является только видимость явлений — «область внешних кажущихся зависимостей». Вникнуть в сущность явлений, скрывающихся за этой видимостью, она и не пытается. Метод ее сводится к описанию и классификации, она педантски систематизирует банальные представления буржуазных агентов производства. Это восходит ко «второму» методу Смита, который ведет к простому описанию наличных экономических явлений и развивает его.

Если Рикардо, как сказано раньше, стремился освободить политическую экономию от указанного смитовского способа исследования, то вульгарные экономисты, наоборот, старались возвести его в ранг единственно «научного» метода политической экономии. И это вполне соответствовало тем задачам, которые они ставили, а именно — дать приемлемое для буржуазии толкование, так сказать, наиболее грубых явлений экономической жизни и ... приспособить их к домашнему обиходу буржуа.

Следует еще добавить, что вульгарная политическая экономия явилась реакцией, с одной стороны, против сильно обострившейся к тому времени классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией, с другой стороны, против получивших значительное распространение социалистических учений.

Классическая политическая экономия отражала интересы буржуазии, характерные для того исторического периода, когда последняя боролась с феодализмом и со всеми остатками средневековья. В вульгарной же политической экономии нашли свое яркое выражение реакционные устремления буржуазии, вызванные ее борьбой с пролетариатом.

Социалисты в своих требованиях преобразования общественного строя опирались на классиков, главным образом на Рикардо. Однако социалисты делали те выводы, которых последний не делал. И это в свою очередь заставило буржуазных экономистов, пришедших на смену классикам, бить отбой, заставило их дополнять, исправлять, точнее, искажать полученное от классиков наследие.

К вульгарным экономистам у Маркса отношение совсем иное: он их третирует, прямо издевается над ними. Сами вульгарные экономисты делились на разные группы: вульгарная политическая экономия на ранних ступенях своего развития «находит, — говорит Маркс, — материал еще не вполне обработанным и потому ... более или менее участвует в разрешении экономических проблем с точки зрения политической экономии».

Вульгарные экономисты более позднего периода уже сознательно ставили своей задачей защиту интересов буржуазии, замазывание классовых противоречий, выдвигая идею гармонии интересов. Такого рода экономистов Маркс называет «сикофантами», превращающими политическую экономию в служанку буржуазии. Другие, как, например, Джон Стюарт Милль, субъективно таких задач не ставили. Маркс о Милле пишет следующее: «Чтобы избежать недоразумения, замечу, что такие люди, как Дж. Ст. Милль и ему подобные, заслуживают, конечно, всяческого порицания за противоречия между их старыми экономическими догмами и их современными тенденциями, но было бы в высшей степени несправедливо сваливать этих людей в одну кучу с вульгарными экономистами-апологетами».

Классическая политическая экономия принципиально отличается от вульгарной. Классическая политическая экономия является, как отмечал В. И. Ленин, одним из источников марксизма. У вульгарной политической экономии марксизму заимствовать нечего. Однако при всей важности и необходимости этого разграничения никоим образом не следует упускать из виду и единства указанных двух буржуазных систем политической экономии. Единство прежде всего заключается в том, что у них одна классовая природа. И та и другая система являются идеологией буржуазии.

Выражалось это единство и в том, что сама классическая политическая экономия никогда не была свободна от элементов вульгарности. У Смита, как мы видели, «оба способа понимания (научный и вульгарный. — Д. Р.) не только преспокойно уживаются один подле другого, но и переплетаются друг с другом и постоянно друг другу противоречат».

Элементы вульгаризации в значительных дозах имеются и у Рикардо. Стоит хотя бы вспомнить вульгарнейшую теорию реализации Сэя, которая полностью была поддержана Рикардо. Поэтому вначале классическая и вульгарная политическая экономия развивались не как отдельные друг против друга стоящие системы, а как разные части одной системы, в известной мере друг друга дополнявшие. Как мы только что цитировали, «вульгарная политическая экономия на более ранних ступенях своего развития находит материал еще не вполне обработанным, а потому сама еще более или менее участвует в разрешении экономических проблем с точки зрения политической экономии, как это мы видим, например, у Сэя».

И если мы говорим, что вульгарная политическая экономия приходит на смену классической, то это следует понимать в том смысле, что постепенно — по мере развития классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией — в политической экономии (буржуазной) вульгарный элемент вытесняет научный и первый торжествует полную победу над вторым. Победа одержана была, конечно, не вследствие научных достоинств вульгарной политической экономии, а вследствие развития классовой борьбы.

Классическая политическая экономия в руках буржуазии развиваться больше не могла, напротив, она сама стала все больше и больше запутываться в своих внутренних противоречиях. «Недостатком и ошибкой классической политической экономии является то, что она основную форму капитала, производство, направленное на присвоение чужого труда, трактует не как историческую форму, а как естественную форму общественного производства, — трактовка, для устранения которой она, однако, сама прокладывает путь своим анализом».

Продолжает этот путь и в то же время его радикально перестраивает уже пролетарская наука — марксистская политическая экономия. Буржуазная же политическая экономия, окончательно освободившись от научного элемента, становится насквозь вульгарной.

С появлением марксизма между научной политической экономией и вульгарной вырастает непроходимая пропасть. Марксизм вбирает в себя, предварительно переработав, все ценное, т. е. научное, что было у классиков. Вульгарная политическая экономия, наоборот, либо отбрасывает научный элемент классической политической экономии, как якобы узкий и необоснованный, либо искажает его до неузнаваемости, т. е. преобразует его по своему образу и подобию. Известно, например, какие усилия делаются для того, чтобы превратить Смита и Рикардо из теоретиков трудовой теории стоимости в теоретиков издержек производства.

Что касается мелкобуржуазных экономистов, то большинство из них были в то же время и мелкобуржуазными социалистами. Они враждебно относились к капитализму, подвергали резкой критике разные стороны капиталистической системы. Некоторые из них, как, например, Сисмонди, внесли и кое-что ценное в политическую экономию. Однако, не будучи в состоянии пойти дальше классиков в анализе капиталистического способа производства, они звали либо назад к патриархальному и мелкотоварному способу производства, либо сочиняли всевозможные утопии, долженствовавшие уничтожить капиталистическую эксплуатацию труда при сохранении основ товарного хозяйства. Особенно за это достается от Маркса Прудону. Против одной из его книг — «Философия нищеты» Маркс написал резко полемическую работу — «Нищета философии».

Впрочем, таков характер марксовой критики и в отношении других экономистов: развивая и систематически излагая ту или иную из своих теорий, он останавливается на взглядах буржуазных экономистов, подчеркивая, часто довольно бегло, либо то, что ими внесено в данную теорию, либо те заблуждения, которые ими разделяются в области явлений, интересующих Маркса.

Систематический анализ и критику экономических теорий как своих предшественников, так и современников Маркс дает в своей работе «Теории прибавочной стоимости» (IV том «Капитала»). В первых трех томах «Капитала» он часто ограничивается как бы мимоходом брошенными замечаниями. Это последнее обстоятельство, безусловно, увеличивает трудность чтения «Капитала»: читателю, незнакомому с критикуемыми теориями, трудно понять как последние, так и критику их.

В предлагаемой нами работе мы знакомим читателя с разбираемыми в марксовом тексте теориями.

Предмет исследования I тома «Капитала»

Определяя предмет исследования I тома «Капитала», Маркс пишет: «В первой книге были исследованы те явления, которые представляет капиталистический процесс производства, взятый сам по себе, как непосредственный процесс производства, причем оставлялись в стороне все вторичные воздействия чуждых ему обстоятельств». Под «вторичными», «чуждыми процессу производства обстоятельствами», оставляемыми в стороне, Маркс имеет в виду процесс обращения, который составляет предмет исследования второй книги.

Таким образом, Маркс подчеркивает, что в I томе «Капитала» им рассматривается капиталистический процесс производства, абстрагированный от процесса обращения. В то же время это абстрагирование не носит абсолютного характера. Сам Маркс, начиная II том «Капитала», указывает, что в I томе первая и третья стадии кругооборота \(Д—Т ... П ... Т'—Д'\) определенным образом исследовались, а именно «в той мере, в какой это было необходимо для понимания второй стадии — процесса производства капитала». И это прежде всего касается III главы I тома «Деньги, или обращение товаров», где изучается процесс обращения, обращение товаров в качестве абсолютно необходимой предпосылки капиталистического процесса производства.

Товар и деньги и исторически, и логически предшествуют капиталистическому производству. Последнее возникает и развивается лишь после того, как превращение продуктов труда в товары достигает значительной степени развития. «Товарное обращение есть исходный пункт капитала. Историческими предпосылками возникновения капитала являются товарное производство и развитое товарное обращение, торговля. Мировая торговля и мировой рынок открывают в XVI столетии новую историю капитала».

Но и логически капитал включает в себя и товар, и деньги; без них он немыслим. Товар есть форма экономической клеточки буржуазного общества, и без анализа этой клеточки и анализа раздвоения товарного мира на товар и деньги невозможно понять капитал как форму выражения основного классового отношения этого общества.

Исследуемая Марксом в 1 томе система производственных отношений включает только те отношения, которые характеризуют капитализм как особый способ производства, качественно отличают его от всех предшествующих и последующих.

Это, во-первых, его исходное производственное отношение, та простейшая логически и первая исторически определенность капиталистической системы производственных отношений, которая свойственна и всем другим более развитым отношениям этой системы. Товарное отношение «задает» те исторические и логические границы, в которых ведется исследование в «Капитале». Товар как всеобщая форма капиталистических производственных отношений генетически развивается в капитал — основное производственное отношение, характеризующее сущность капиталистического способа производства, специфический для данной формации способ соединения непосредственных производителей со средствами производства, определяющий его основной экономический закон. Это отношение обусловливает классовую структуру капиталистического общества, противоречия, указывающие на историческую ограниченность капиталистического способа производства.

Товар как исходное отношение, капитал (отношение капиталиста и наемного рабочего в процессе производства прибавочной стоимости) как основное составляют предмет исследования I тома «Капитала». Предмет других томов «Капитала» составляют производственные отношения, производные от этих отношений непосредственного производства.

Буржуазные экономисты делят политическую экономию на три части:

1. производство,
2. обращение,
3. распределение.

При этом сначала рассматривают производство вообще, производство материальных благ независимо от общественной формы, а затем переходят к обращению и распределению. На первый взгляд может показаться, что такой подход единственно правильный, ибо производство является основой существования всякого общества. Однако именно потому, что производство материальных благ является основой существования всякого общества, оно как таковое, как производство вообще есть абстракция.

Маркс по этому поводу в своем «Введении» к «Экономическим рукописям 1857—1858 годов» пишет: «Производство вообще — это абстракция, но абстракция разумная, поскольку она действительно выделяет общее, фиксирует его и потому избавляет нас от повторений».

Буржуазные экономисты не ограничиваются «фиксированием общего». Производство вообще они отождествляют с капиталистическим производством, вследствие чего последнее теряет свою специфичность. И это есть не что иное, как апологетика буржуазного строя. В забвении исторической, социально-экономической специфики и заключается, продолжает Маркс, «вся мудрость современных экономистов, которые доказывают вечность и гармонию существующих социальных отношений. Они доказывают, например, что никакое производство невозможно без орудия производства, хотя бы этим орудием была только рука, что никакое производство невозможно без предшествующего, накопленного труда, хотя бы этот труд был всего лишь сноровкой, которую рука дикаря приобрела и накопила путем повторяющихся упражнений».

Озаглавив I том «Капитала» «Процесс производства капитала», Маркс тем самым специально подчеркнул, что им исследуется не производственный процесс вообще, а процесс производства капитала, который выступает и как процесс труда, и как процесс увеличения стоимости.

В аспекте же обращения буржуазными экономистами рассматривается обращение товаров, торговля, кредит, но обращение у них не обусловливается производством, не представляется непосредственным производством. Этим коренным методологическим грехом страдает и изучение буржуазными экономистами распределения — распределения национального дохода между разными группами населения. И здесь буржуазные теоретики умудряются трактовать явления распределения как естественные, а не социальные и исторические, обусловленные определенным способом производства.

Например, источником заработной платы считают труд как таковой, как естественный процесс; источником прибыли — «капитал» (под которым понимают средства производства); источником ренты — землю как таковую.

Для Маркса непосредственное производство (специфически капиталистическая форма которого и составляет предмет исследования I тома «Капитала»), распределение, обмен, а также потребление составляют органическую целостность — производство в широком смысле слова, в котором определяющую роль играет непосредственное производство.

Порядок исследования I тома «Капитала»

I том «Каптала» состоит из 7 отделов и 25 глав. Порядок расположения этих отделов и глав подчинен определенной логике исследования охарактеризованного выше предмета.

«Исследование производственных отношений данного, исторически определенного, общества в их возникновении, развитии и упадке — таково содержание экономического учения Маркса. В капиталистическом обществе господствует производство товаров, и анализ Маркса начинается поэтому с анализа товара» — подчеркнул Ленин.

Капиталистическая эксплуатация, являющаяся центральной проблемой I тома, вырастает только на основе товарного производства и обращения, развитых до своей всеобщности, т. е. до такой ступени, когда товаром становится и рабочая сила. Процесс превращения простого товарного производства и обращения в капиталистическое, его условия и противоречия и являются предметом второго отдела «Превращение денег в капитал», где исследуются условия, при которых на основе товарного обмена стоимость превращается в стоимость, приносящую прибавочную стоимость.

Третий, четвертый, пятый отделы вводят нас уже в капиталистическое производство (в строгом смысле слова) и изучают производство прибавочной стоимости — абсолютной и относительной. Шестой отдел имеет предметом своего исследования заработную плату. Часто вызывает недоумение, почему эта проблема ставится в I томе «Капитала»; мы дальше покажем, что теория заработной платы, как она дана в названном отделе, завершает теорию прибавочной стоимости и есть продолжение последней. Лишь в седьмом отделе ставится проблема производства самого капитала. Если товар — «форма экономической клеточки буржуазного общества», то учение о стоимости (как оно изложено в первых двух параграфах первой главы) — «клеточка» всего экономического учения Маркса, которое «воспроизводит как духовно конкретное» буржуазный способ производства. Теория стоимости через учение о форме стоимости развивается в теорию денег, а затем в теорию прибавочной стоимости, капитала, накопления и т. д.

Перечисленные теории, с одной стороны, составляют единое целое, воспроизводя то конкретное, про которое Маркс пишет: «Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного». С другой стороны, каждая теория, взятая в отдельности, в свою очередь представляет комплекс понятий, выражающих сложное явление реальной действительности со множеством его сторон и соответствующих им определений. Ведь, например, теория стоимости уже на первых стадиях анализа включает в себя такие понятия, как «абстрактный труд», «общественно необходимый труд», «сведение сложного труда к простому» и т. д. Если, например, теория стоимости в отношении к теории производства капитала и накопления является элементом, чем-то «простейшим», то по отношению к понятию абстрактного, общественно необходимого труда и т. д. она уже является единством многообразного. Вот почему мы и пытаемся при изложении текста «Капитала» обнажать, во-первых, «узлы», связывающие одну теорию с другой, во-вторых, пункты увязки элементов каждой из них в отдельности.

Капиталистическое общество, производящее стоимость и прибавочную стоимость, товар и капитал, берется вначале, в первом отделе, как общество, производящее только стоимость, только товар, а потому оно теоретически имеет вид общества простых товаропроизводителей. Но этому теоретическому построению соответствует историческое движение: капиталу и исторически предшествовали товар, деньги. Но об этом мы уже достаточно говорили.

Стержень остальных отделов — это производственные отношения между владельцами рабочей силы и владельцами средств производства. «Восхождение» начинается с выяснения особенности специфического товара — рабочей силы — и его стоимости. И это дает возможность разрешить проблему: как капитал — стоимость, приносящая прибавочную стоимость, — возникает «в обращении и в то же время не в обращении».

«Каковы бы ни были, — пишет Маркс, — общественные формы производства, рабочие и средства производства всегда остаются его факторами. Но находясь в состоянии отделения друг от друга, и те и другие являются его факторами лишь в возможности. Для того чтобы вообще производить, они должны соединиться. Тот особый характер и способ, каким осуществляется это соединение, отличает различные экономические эпохи общественного строя». Так, \(Д - Т < ^Р_{Сп}\) является способом соединения рабочих и средств производства для производственного процесса, который (способ соединения) характерен для капитализма и который отличает последний от других «экономических эпох общественного строя».

Деньги становятся капиталом потому, что они превращаются в особый товар — рабочую силу, которая соединяется со средствами производства. На этом исследование сферы обращения заканчивается, и Маркс переходит к исследованию сферы производства, без которой капитал не может возникнуть и в обращении. А производство прибавочной стоимости прежде всего исследуется в наиболее абстрактной форме, как производство абсолютной прибавочной стоимости, которое является и логическим и историческим исходным пунктом производства относительной прибавочной стоимости.

Последнему посвящается IV отдел, а в V отделе рассматривается единство и различие обоих способов производства прибавочной стоимости. В VI отделе — «Заработная плата» — показывается, как капиталистические отношения маскируются, т. е. как они выступают в конкретной капиталистической действительности. Заканчивается I том «Капитала» исследованием того, как производится сам капитал и как он исторически возник.

В VII отделе Маркс формулирует итоговый вывод всего I тома «Капитала»: «Капиталистический способ присвоения, вытекающий из капиталистического способа производства, а следовательно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Отрицание капиталистического производства производится им самим с необходимостью естественно-исторического процесса. Это — отрицание отрицания». На смену капиталистической собственности идет общественная собственность. Соединение производителей со средствами производства восстанавливается «на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства».