Глава четвёртая. Превращение денег в капитал

I. Всеобщая формула капитала

Деньги в новой роли

«Исторически, — пишет Маркс, — капитал везде противостоит земельной собственности сначала в форме денег... Но нет надобности обращаться к истории возникновения капитала для того, чтобы убедиться, что деньги являются первой формой его проявления. История эта ежедневно разыгрывается на наших глазах. Каждый новый капитал при своем первом появлении на сцене, т. е. на товарном рынке, рынке труда или денежном рынке, неизменно является в виде денег».

Таким образом, здесь идет речь о новой роли денег — представлять собою капитал. Сущность капитала и подлежит выяснению. Подобно тому как в первом отделе Маркс от товара идет к производственным отношениям, которые овеществлены в товаре, так и в настоящем отделе исходным пунктом исследования нового типа производственных отношений служит новая форма денег, являющаяся и формой проявления этих отношений. Но деньги формой капитала являются в особом движении, резко отличающемся от движения их в простом обращении товаров. Маркс приступает к выяснению особенностей этой формы движения.

Сходство и различие двух форм обращения

Он детально выясняет и сходство, и различие между формулой \(Т — Д — Т\) и формулой \(Д — Т — Д\). На первый взгляд может даже показаться, что все это — излишние и ненужные тонкости. Но следует помнить предостережение, сделанное Марксом в предисловии к первому изданию I тома «Капитала», относящееся, правда, к форме стоимости, но вполне применимое и к данному вопросу. Маркс там говорит: «Для непосвященного анализ ее покажется просто мудрствованием вокруг мелочей. И это действительно мелочи, но мелочи такого рода, с какими имеет дело, например, микроанатомия». «Мелочи», с которыми приходится иметь дело здесь, должны выяснить сходство и различие между простым товарным обращением, являющимся «исходным пунктом капитала», и обращением самого капитала. А это является основой всех дальнейших построений и исследований.

Все функции денег в простом товарном обращении связаны и обусловлены необходимостью обмена товаров. Через деньги осуществляется связь между товаропроизводителями, и труд каждого из них проявляется как часть общественного труда в целом. Это находит внешнее выражение в формуле \(Т — Д — Т\), чем наглядно подчеркивается, что деньги — лишь посредник, связующее звено, что цель всего процесса содержится в формуле \(Т — Т\) в обмене первого товара на второй. Но совсем иначе представляется обращение капитала. Правда, последнее состоит из тех же актов купли-продажи, что и простое товарное обращение, но сочетание и последовательность этих актов купли и продажи здесь совершенно иные, что свидетельствует о целом перевороте в общественных отношениях. Не обмен потребительных стоимостей является целью обращения капитала, а увеличение стоимости, средством которого является само обращение. Обмен потребительных стоимостей превращается из цели в средство. Деньги же в форме капитала не только обслуживают товарообмен, но и подчиняют его цели увеличения стоимости, что наглядно выражается во «всеобщей формуле капитала» \(Д — Т — Д'\). Посредствующим звеном здесь является уже не \(Д\), а \(Т\): движение последнего нужно лишь для того, чтобы увеличить \(Д\).

Новая загадка денег

«Это приращение, или избыток над первоначальной стоимостью, я называю, — говорит Маркс, — прибавочной стоимостью». Но откуда такое приращение? Где источник прибавочной стоимости? Пока это представляется как порождение самих денег. — «\(Д — Д'\), деньги, порождающие деньги,...таково описание капитала в устах его первых истолкователей, меркантилистов», — говорит Маркс.

Загадочность денег в пределах простого товарного обращения — их «чудесное» свойство выражать стоимость любого товара — была раскрыта в первом отделе, при анализе простой формы стоимости. Но теперь выплывает новая загадка денег — их «магическая сила» порождать новые деньги. И эта сила представляется непрерывной и все возрастающей. \(Д — Т — Д\) отличается от \(Т — Д — Т\) еще и тем, что «конец каждого отдельного кругооборота, в котором купля совершается ради продажи, уже сам по себе образует начало нового кругооборота», т. е. последнее \(Д\) становится первым \(Д\) в новом кругообороте и порождает еще большую новую стоимость: «Поэтому движение капитала не знает границ».

II. Противоречия всеобщей формулы

Сущность противоречия

Хотя движение капитала является особым движением, резко отличающимся от простого товарного обращения, но все его особенности, как они были обрисованы раньше, исключительно формального и субъективного порядка. Формально все сводится лишь к иной последовательности актов купли-продажи (это уже было детально выяснено раньше). Но и последовательность метаморфоз \(Д — Т\) и \(Т — Д\) является особой лишь для владельца денег, желающего превратить их в капитал, для продавцов же движение капитала есть не что иное, как обычное товарообращение. «Таким образом, — заключает Маркс, — перевернув порядок следования актов, мы отнюдь не вышли из сферы простого товарного обращения: нам приходится поэтому посмотреть, допускает ли природа самой этой сферы возрастание входящих в нее стоимостей, а следовательно, образование прибавочной стоимости».

Несколькими строками выше Маркс говорит: «Та форма обращения, в которой денежная куколка превращается в капитал, противоречит всем развитым раньше законам относительно природы товара, стоимости, денег и самого обращения». Припомним здесь эти развитые раньше законы. Товар, во-первых, есть потребительная стоимость и стоимость, т. е. есть результат процесса труда и процесса созидания стоимости. Следовательно, не в обмене продукт труда становится товаром, а уже вступает в него (в обмен) как товар. Во-вторых, стоимость, как вещное воплощение абстрактного труда, возникает в самом производстве — производстве товаров. В-третьих, деньги являются не чем иным, как денежной формой стоимости; и опять-таки уже из самого производства (товарного) товар выходит (идеально) как определенное количество золота. В-четвертых, в обмене, в обращении, товар из идеального количества золота превращается в реальное золото, и только. Больше ничего в обращении не происходит.

Если же допустить, что прибыль, излишек реализованной стоимости над первоначальной стоимостью, возникает в обмене, то этим самым мы допускаем возникновение стоимости в обращении (ведь излишек стоимости — это та же стоимость, только увеличенная в своем размере). Следовательно, допущение возникновения прибыли в обращении действительно противоречит «всем развитым раньше законам относительно природы товара, стоимости денег и самого обращения». Однако формула \(Д — Т — Д'\) не выдуманная и не случайная. Действительно, капиталист извлекает из обращения денег больше, чем он туда бросает; более того, если бы этого не было, то его действия были бы бессмысленными. Выходит, что, с одной стороны, стоимость в обращении возрастать не может, а с другой стороны, она как будто возрастает и должна возрастать. В этом сущность «противоречия всеобщей формулы».

Но возникает вопрос: быть может, развитые раньше законы неверны, быть может, их следует отвергнуть, так как им противоречит «факт» возникновения новой стоимости из самого обращения? И Маркс, еще раз исследуя обращение, доказывает, что в последнем стоимость, а потому и прибавочная стоимость возникнуть никак не могут.

Ход доказательства

Считать обращение источником прибавочной стоимости возможно лишь при следующих допущениях:

обращение является особого рода производством, так как в обращении товары переходят из рук тех, для кого они не являются потребительными стоимостями, в руки тех, для кого они таковыми являются;
обмен происходит не по стоимости, а с надбавкой известного процента;
существуют определенные группы потребителей, которые всегда покупают, и они оплачивают прибыль капиталистов;
прибыль — источник особой умелости и хитрости купцов.

Все эти допущения Марксом опровергаются, и противоречие на почве простого товарного производства остается неразрешенным.

В обращении, правда, происходит перемещение товаров, переброска их из одного места в другое. Но под обращением следует понимать чистое обращение, т. е. только смену форм стоимости, абстрагированную от всяких производственных моментов (этот вопрос подробно исследован Марксом во II томе «Капитала»), так как такие моменты, как перевозка, упаковка и т. д., относятся к производству, точнее, являются продолжением производства в сфере обращения. И эти производственные операции постольку и создают стоимость, поскольку на них тратится труд. В отношении их применимо то, что говорит Маркс в отношении сапожника, изготовляющего из кожи обувь.

«Товаровладелец может создавать своим трудом стоимости, но не возрастающие стоимости. Он может повысить стоимость товара, присоединяя к наличной стоимости новую стоимость посредством нового труда, например, изготовляя из кожи сапоги... Сапоги имеют поэтому большую стоимость, чем кожа, но стоимость кожи осталась тем, чем она была. Она не возросла, не присоединила к себе прибавочной стоимости во время производства сапог». Так и хлеб, скажем мы, на базаре имеет большую стоимость, чем в амбаре крестьянина, раз на перевозку этого хлеба затрачен новый труд; но ведь это не значит, что стоимость хлеба в амбаре самовозросла, превратилась в стоимость, приносящую прибавочную стоимость.

Но сторонники разбираемой нами теории, выставляющие тезис, что обращение есть производство, имеют в виду другое. Они видят источник прибыли в самом акте обмена, в акте перехода товара от продавца к покупателю только потому, что для последнего товар имеет потребительную стоимость, а для первого он ее не имеет. Вот что об этом пишет Кондильяк, французский философ и экономист: «Неверно, что при товарном обмене равная стоимость обменивается на равную стоимость. Наоборот, каждый из двух контрагентов всегда отдает меньшую стоимость взамен большей... На самом деле оба получают, или, по крайней мере, должны получать, выгоду. Каким образом? Стоимость вещей состоит лишь в их отношениях к нашим потребностям. Что для одного больше, то для другого меньше, и обратно...».

Как мы видим, Кондильяк смешивает потребительную стоимость с меновой, но нас сейчас интересует не это. Важно то, что выдвинутая им аргументация, даже с его точки зрения, не выдерживает ни малейшей критики. И Маркс по этому поводу резонно замечает: «Но товары не оплачивают дважды: один раз их потребительную стоимость, другой раз их стоимость. И если потребительная стоимость товара полезнее для покупателя, чем для продавца, то его денежная форма полезнее для продавца, чем для покупателя».

Не большей убедительностью отличается и второе допущение, что товары продаются с надбавками. Не следует только упускать из виду, что всякий товаровладелец является попеременно то продавцом, то покупателем. А потому то, что он выигрывает в качестве продавца, продавая товар выше его стоимости, он проигрывает в качестве покупателя, так как тогда его контрагент продает ему свой товар также выше стоимости последнего. И обратно: то, что один из контрагентов выигрывает как покупатель (в том случае, если он будет покупать дешевле), он теряет при продаже, так как и ему, очевидно, приходится продавать ниже стоимости.

Третье допущение насчет существования особого класса потребителей — например, землевладельцев, — за которое крепко держались Мальтус и его сторонники, тоже ничего не объясняет.

Во-первых, неизвестно еще, откуда берется доход этой группы потребителей, а ведь нельзя объяснить одно неизвестное при помощи другого неизвестного (дохода землевладельцев). Во-вторых, если «забежать» вперед и допустить существование такого класса, то деньги, посредством которых класс землевладельцев постоянно покупает, должны также постоянно попадать в его карман из кармана самих владельцев товаров. «Продавать представителям такого класса товары выше стоимости — значит только возвращать себе часть даром отданных денег... Это отнюдь не метод обогащения или создания прибавочной стоимости».

Четвертое допущение, что прибыль получается в результате хитрости или обмана со стороны купцов, может объяснить лишь обогащение отдельных купцов, но не всего класса капиталистов. А перед нами задача — объяснить прибыль класса капиталистов, а не случайное обогащение отдельных лиц, которое сводится лишь к выигрышу одного за счет проигрыша другого: стоимость в целом от этого не увеличивается и не уменьшается. Поэтому «как ни вертись, а факт остается фактом: если обмениваются эквиваленты, то не возникает никакой прибавочной стоимости, и если обмениваются неэквиваленты, тоже не возникает никакой прибавочной стоимости».

И мы вернулись к исходному пункту, общая формула капитала противоречит «всем развитым раньше законам относительно товара, стоимости, денег и самого обращения». Законы эти при проверке оказались верными, а прибавочная стоимость и сам капитал на почве только простого товарного обращения — совершенно невозможными.

В заключение нам хотелось бы подчеркнуть, что Марксом здесь даны не только доказательства отрицательного, так сказать, порядка, но и положительного. Не только опровергнуты ложные теории прибыли, выводящие ее из обращения, но и доказано, что средние цены товаров, вокруг которых колеблются рыночные цены, есть не что иное, как денежное выражение стоимости, т. е. овеществление абстрактного общественно необходимого труда. Маркса критики упрекают за то, что им это положение не доказано, а только провозглашено. Если предыдущий анализ, данный в первом отделе, оказался для них недоступным, то популярное доказательство они могли найти здесь.

Ведь средние цены, вокруг которых колеблются рыночные цены, могут быть:

либо выше стоимости,
либо ниже ее,
либо равными ей.

А так как товаропроизводители находятся в совершенно одинаковых условиях — это, как Марксом неоднократно выяснялось, является основной предпосылкой теоретического анализа товарообмена, — то все они должны продавать свои товары тоже на одинаковых условиях: или все продают выше стоимости или все — ниже стоимости; допущение же, что одни продают выше стоимости, а другие — ниже, совершенно исключено. Если это так, то «в общем дело фактически свелось к тому, что все товаровладельцы продают друг другу свои товары на 10% дороже их стоимости, а это совершенно то же самое, как если бы товары продавались по их стоимости».

Правда, можно еще возразить, что, прежде чем говорить о ценах, стоящих выше или ниже стоимости, требуется обосновать, что существует вообще какая-либо связь между трудовыми затратами и ценами, что труд находит какое-либо выражение в акте обмена товаров. На это Маркс ответил в своем письме к Кугельману от 11 июля 1868 г.: «Всякий ребенок знает, что каждая нация погибла бы, если бы она приостановила работу не то что на год, а хотя бы на несколько недель. Точно так же известно всем, что для соответствующих различным массам потребностей масс продуктов требуются различные и количественно определенные массы общественного совокупного труда. Очевидно само собой, что эта необходимость распределения общественного труда в определенных пропорциях никоим образом не может быть уничтожена определенной формой общественного производства, — измениться может лишь форма ее проявления... А форма, в которой прокладывает себе путь это пропорциональное распределение труда, при том состоянии общества, когда связь общественного труда существует в виде частного обмена индивидуальных продуктов труда, — эта форма и есть меновая стоимость этих продуктов».

III. Купля и продажа рабочей силы

Товарный рынок и рынок труда

Простое товарное обращение нами оставляется, точнее, оно усложняется, присоединяется новое качество, совершается «скачок», общий товарный рынок «обогащается» специфическим отделением — рынком труда. Последний, конечно, не был открыт Марксом — но только Маркс увидел в наемном труде то, что отделяет капитализм от простого товарного производства, что возвещает новую эпоху общественно-производственного процесса.

На рынке труда господствуют те же законы, что и на рынке обыкновенных товаров. «Обмен товаров, сам по себе, не содержит, — говорит Маркс, — никаких иных отношений зависимости, кроме тех, которые вытекают из его собственной природы... Он (собственник рабочей силы. — Д. Р.) и владелец денег встречаются на рынке и вступают между собой в отношения как равноправные товаровладельцы, различающиеся лишь тем, что один — покупатель, а другой — продавец, следовательно оба — юридически равные лица». И этим дано единство обоих рынков: рынка труда и рынка товаров, вернее, как сказано выше, первый — лишь особое отделение второго. Именно особое, так как единство не только не исключает многообразия, но предполагает его, предполагает и противоречие. Рабочая сила продается по закону стоимости. Но, с другой стороны, рабочая сила как товар, как вещь, отрицает основу закона стоимости, что приводит к «превращению законов собственности товарного производства в законы капиталистического присвоения» и в конце концов модифицирует закон стоимости в закон цен производства. Но не будем забегать вперед, здесь важно лишь отметить, что этого не могли понять классики буржуазной политической экономии и их теория стоимости потерпела крах именно в этом пункте.

«Свободный» рабочий

Капитал предполагает наемный труд, наемный труд — капитал. Они друг друга предполагают, как, например, предполагают друг друга относительная форма стоимости и эквивалентная форма. В эпоху, предшествовавшую капиталистической, не было ни капитала в смысле особой эпохи общественно-производственного процесса, не было и наемного труда. В средние века были либо свободные товаропроизводители, как, например, цеховые мастера, т. е. лица, владевшие средствами производства и продававшие продукты своего труда, и крепостные, тоже владевшие средствами производства, но не пользовавшиеся личной свободой. Но людей «свободных» в двух отношениях — и «свободных» от средств производства, и свободно распоряжающихся собой — не было.

Правда, в античном мире, особенно в позднейшую эпоху Римской империи, уже были пролетарии — люди, лично вполне свободные, даже пользовавшиеся формально всеми политическими правами, но лишенные средств производства. Но они все же не были наемными рабочими: на их труд не было спроса, тогдашнее хозяйство держалось на рабском труде. И Маркс высмеивает тех, кто утверждает, что в древнем мире капитал был вполне развит, «не хватало только свободного рабочего и кредитных учреждений». Как мы видели, свободный рабочий как раз имелся, только на основе рабского хозяйства он не мог превратиться в наемного рабочего. И здесь, между прочим, мы имеем лишнее доказательство того, что исходным пунктом капитализма является товарное производство, равенство труда товаропроизводителей, выражающееся в равенстве обмениваемых вещей, так как только на основе товарного производства труд, отделенный от средств производства, превращается в наемный труд.

Если капитал предполагает наемный труд и наемный труд капитал, то один из них не мог исторически подготовить другой, так как это означало бы, что один должен был предшествовать другому, на самом деле оба они подготовлены были факторами, предшествовавшими их возникновению. Эти факторы подробно изложены Марксом в главе «Так называемое первоначальное накопление». Здесь же для понимания капиталистических отношений, для понимания того, как стоимость начинает самовозрастать, приносить прибавочную стоимость, история возникновения капитализма ничего дать не может (она бы только прервала теоретический анализ), следовательно, она и не нужна. И Маркс заявляет: «Мы теоретически исходим из фактического положения вещей (т. е. исходим из того, что свободный рабочий противостоит в сфере обращения владельцу денег. — Д. Р.), так же как владелец денег исходит из него практически».

Рабочая сила

Буржуазные экономисты не различают рабочую силу и труд. А между тем в этом различении — ключ к пониманию прибавочной стоимости. Именно на отсутствии этого различения споткнулась теория стоимости Смита и Рикардо. Труд можно понимать в двояком смысле: труд — как живой процесс, как производительное потребление рабочей силы, и труд — в смысле овеществления труда. Труд как потребление рабочей силы не имеет стоимости, не есть стоимость, как не имеет стоимости потребление любой полезной вещи: ведь потребительная стоимость не есть стоимость. Труд же как овеществленный труд есть в товарном хозяйстве стоимость, стоимость созданного им товара, но продать такой «труд» значит продавать произведенный им товар, и тогда прибавочная стоимость опять становится совершенно неразрешимой загадкой. Ведь мы уже знаем, что прибавочная стоимость не может возникнуть из отклонения цены от стоимости, а раз продается овеществленный труд, т. е. товар, и продается в среднем по стоимости, то нет места для прибавочной стоимости.

Но на самом деле продается рабочая сила — в этом-то и состоит особенность наемного рабочего, что своего овеществленного труда, своего товара он продавать не может, а продает свою способность к труду. «Под рабочей силой, или способностью к труду, мы понимаем, — пишет Маркс, — совокупность физических и духовных способностей, которыми обладает организм, живая личность человека, и которые пускаются им в ход всякий раз, когда он производит какие-либо потребительные стоимости».

Анализ товара рабочая сила Маркс начинает с потребительной стоимости, что определяется самим характером исследования. «Изменение стоимости денег, которым предстоит превратиться в капитал, — пишет К. Маркс, — не может совершиться в самих деньгах... Столь же мало может возникнуть это изменение из второго акта обращения, из перепродажи товара... Следовательно, изменение должно произойти с товаром, покупаемым в первом акте \(Д — Т\) а не с его стоимостью, так как обмениваются эквиваленты, причем товары оплачиваются по их стоимости. Таким образом, это изменение может возникнуть только из потребительной стоимости товара как таковой, т. е. только из его потребления». Однако логика исследования такова, что, прежде чем раскрыть в полном объеме понятие «потребительная стоимость товара рабочая сила» (и для того, чтобы это сделать), необходимо проанализировать стоимость товара рабочая сила.

Во-первых, потому что в сравнении (соотношении) этих понятий — ключ к решению проблемы возникновения прибавочной стоимости (превращение денег в капитал) и, во-вторых, потому что реализация стоимости товара рабочая сила, как и любого другого товара, предшествует его потреблению, его использованию в качестве потребительной стоимости. Поэтому к определению потребительной стоимости товара рабочая сила Маркс обращается дважды: первый раз в начале третьего параграфа, где потребительная стоимость характеризуется как свойство рабочей силы создавать стоимость, и второй раз — в конце, после того как определена стоимость рабочей силы.

Стоимость рабочей силы

Стоимость рабочей силы, как и стоимость всякого товара, имеет и качественную и количественную характеристику. Раз рабочий становится наемным рабочим, то его рабочая сила тем самым становится «кристаллом» общей всем товарам «общественной субстанции», «становится стоимостью, товарной стоимостью».

Труд, овеществленный в самой рабочей силе, есть труд, затраченный на производство средств существования, необходимых для рабочего и его семьи. Но, поскольку он их получает не в качестве обмена товаров, т. е. не в обмен на продукты своего труда, а в обмен на свою рабочую силу, постольку стоимость последней уже выражает в отличие от стоимости товаров не только товарные отношения, но и товарные отношения, ставшие капиталистическими, товарные отношения, получившие новое качество. Это и есть качественная характеристика самой стоимости рабочей силы.

Но рабочая сила принимает не только форму стоимости, но и форму стоимости определенной величины. Здесь мы подходим к количественной характеристике стоимости рабочей силы. Величина стоимости рабочей силы может определяться только величиной стоимости средств существования рабочего. Но как определить эти средства существования? Они могут быть более или менее развиты, они точно так же могут быть сведены и к голодному минимуму. У буржуазных и мелкобуржуазных экономистов существуют на этот счет две версии: одна сводит средства существования рабочего к так называемому физиологическому минимуму — это особенно четко было сформулировано Лассалем в его «железном законе заработной платы» (подробнее об этом в отделе о заработной плате). Другая версия учитывает культурные потребности рабочего и, как выражаются сторонники этой версии, исходит из культурного минимума. Марксова точка зрения ясно сформулирована в следующих словах: «...размер так называемых необходимых потребностей, равно как и способы их удовлетворения, сами представляют собою продукт истории и зависят в большой мере от культурного уровня страны, между прочим в значительной степени и от того, при каких условиях, а следовательно, с какими привычками и жизненными притязаниями сформировался класс свободных рабочих. Итак, в противоположность другим товарам определение стоимости рабочей силы включает в себя исторический и моральный элемент».

Приведенная цитата не оставляет никаких сомнений в том, что Маркс под средствами существования рабочего понимал не их физиологический минимум. Маркс далее пишет: «Однако для определенной страны и для определенного периода объем и состав необходимых для рабочего жизненных средств в среднем есть величина данная». Следовательно, эта величина, будучи в каждый данный момент вполне определенной, может определить и величину стоимости рабочей силы. Что касается того, что под влиянием повышения или понижения заработной платы может измениться и сама стоимость рабочей силы через посредство изменения культурного минимума потребностей рабочего, то это не меняет того основного факта, что в каждый данный период времени (культурный минимум меняется довольно медленно) определяемой величиной все-таки является величина стоимости рабочей силы, а определяющими величинами — сумма жизненных средств рабочего и стоимость их.

По существу аналогичное явление имеет место и в отношении других товаров: величина их стоимости определяется общественно необходимым трудом, но ведь последний в разных странах и в разные периоды времени в одной и той же стране тоже бывает иным. Он меняется с изменением техники, навыков рабочего, интенсивности труда, на которые в свою очередь часто влияют рост или падение цен: высокие цены часто дают толчок к развитию техники, низкие цены часто действуют в обратном направлении, вызывая упадок производительных сил. Но все же в определенной стране и в определенное время общественно необходимый труд — величина постоянная и определяет величину стоимости товаров. Так и в отношении величины стоимости рабочей силы. Во избежание недоразумения необходимо заметить, что мы не утверждаем, что с развитием капитализма повышается стоимость рабочей силы. Наоборот, как общее правило, она понижается (дальше этот вопрос рассмотрен будет подробно). Мы лишь говорим: если бы стоимость рабочей силы повышалась через посредство повышения заработной платы, то это все же не противоречило бы основному закону, согласно которому заработная плата определяется стоимостью рабочей силы.

Своеобразие рабочей силы как товара заключается еще и в том, что стоимость ее, как подчеркнуто было выше, «включает в себя исторический и моральный момент». Культурный уровень рабочих в разные исторические периоды различен, он также различен в разных странах, находящихся не на одинаковых ступенях развития.

Рабочий — кредитор капиталиста

Вернемся к характеристике рабочей силы как товара. Она отличается от других товаров еще и тем, что всегда продается в кредит. Таким образом, отношения между рабочим и капиталистом являются еще и кредитными отношениями. А это происходит от того, что «своеобразная природа этого специфического товара, рабочей силы, выражается, между прочим, в том, что по заключении контракта между покупателем и продавцом его потребительная стоимость не переходит еще фактически в руки покупателя... Но при продаже таких товаров, формальное отчуждение потребительной стоимости которых отделяется во времени от ее фактической передачи покупателю, деньги покупателя функционируют обыкновенно как средство платежа».

Что рабочий является кредитором капиталиста — это дает себя чувствовать, как подчеркивает Маркс, во время банкротств. Рабочий свою рабочую силу отдал, она была использована, но платеж не последовал, так как должник-капиталист обанкротился. Но рабочий — своеобразный кредитор: он отдает взаймы свою собственную шкуру, а это заставляет его самого кредитоваться у разных мелких торговцев. Последствия этого иллюстрируются Марксом на примере с лондонскими булочниками.

Примечания к четвертой главе

Первыми экономистами, которые искали источник прибыли в обращении, были меркантилисты. Они жили в эпоху торгового капитала и другой формы капитала, кроме торгового, не знали; также не знали они и другой формы прибыли, кроме торговой. А так как торговый капитал функционирует только в обращении, то неудивительно, что все их внимание было сосредоточено на обращении.

Маркс в III томе «Капитала» пишет по этому поводу следующее: «Первое теоретическое освещение современного способа производства — меркантилистская система — по необходимости исходило из поверхностных явлений процесса обращения в том виде, как они обособились в движении торгового капитала, и потому оно охватывало только внешнюю видимость явлений. Отчасти потому, что торговый капитал есть первая свободная форма существования капитала вообще. Отчасти вследствие того преобладающего влияния, которое он имел в первый период переворота в феодальном производстве, в период возникновения современного производства. Подлинная наука современной политической экономии начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства».

Во времена Маркса учение меркантилистов уже было достоянием истории, но попытки объяснить прибыль надбавкой над ценой возобновлялись, так как, во-первых, буржуазные экономисты не могли правильно объяснить того факта, что на прибыль влияет и обращение, особенно скорость обращения; во-вторых, это диктовалось и апологетическими целями: надо было бороться с теми, кто фактически или вполне сознательно сводил прибыль к прибавочной стоимости и прибавочному труду. К критике современных ему попыток буржуазных экономистов объяснить прибыль из обращения Маркс возвращается в первой главе III тома «Капитала».
Исследование экономических явлений перенесли из области обращения в область производства физиократы (французские экономисты XVIII в.) — в этом их громадная заслуга. Но правильной теории прибыли они не дали. Они выдвинули идею, что прибавочный продукт, следовательно, и прибыль, создается только в земледелии. А поэтому только труд земледельца они называли производительным; всякий другой труд — не только в торговле, но и в промышленности — они считали бесплодным. Классическая характеристика физиократов дана Марксом в «Теориях прибавочной стоимости» (IV том «Капитала»).
Классики буржуазной политической экономии — Адам Смит и Рикардо, развивая теорию трудовой стоимости, фактически стали рассматривать прибыль как результат прибавочного труда. Но четко они это положение не сформулировали, а главное, не могли превратить его в стройное учение о капиталистическом способе производства. Этот вопрос сжато, но четко изложен Энгельсом в его предисловии ко II тому «Капитала».

Прибыль фактически сведена Смитом к прибавочной стоимости. Далее Смит ренту и прибыль рассматривает как вычет из продукта труда рабочего. Смит подчеркивает: что
- вычет из продукта труда имеет место не только в земледелии и не только в виде земельной ренты, но
- в виде прибыли на капитал и притом во всякой отрасли производства.
Все же цельной теории прибыли Смит не дает. Высказанные им положения дальнейшего развития у него не получили. Более того, рядом с этими положениями мы у Смита находим и другие, не только не согласованные с первыми, но и противоречащие им. Мы уже говорили, что в капиталистическом хозяйстве стоимость товаров, по Смиту, слагается из заработной платы, прибыли и ренты. А ведь это есть отказ от трудовой теории стоимости и от сведения прибыли к прибавочной стоимости. Раз стоимость определяется не трудом, а доходами, то тем самым последние объявляются первичными факторами, не зависящими от труда. В образовании стоимости, по мнению Смита, прибыль участвует в качестве одного из ценообразующих факторов, и источник самой прибыли вновь остается неизвестным.

У Смита мы находим также зачатки позднейших буржуазных теорий прибыли: взгляд на прибыль как на вознаграждение за «риск» предпринимателя. У Смита находят опору и сторонники тех теорий прибыли, которые видят в ней вознаграждение за сбережения или «воздержание» капиталиста, но об этом дальше.

Рикардо в теории прибыли пошел гораздо дальше Смита. Для него прибыль и заработная плата — две части стоимости, которая образуется трудом. Отсюда Рикардо делает очень важный вывод, играющий решающую роль во всей его системе, а именно, что прибыль и заработная плата противоположны друг другу: увеличение или уменьшение одной из них вызывает уменьшение или увеличение другой. Отсюда также утверждение Рикардо, что рост и падение прибыли или заработной платы не влияет на цену, а влияет только на распределение стоимости между рабочими и капиталистами. Этим самым, во-первых, прибыль была сведена Рикардо к прибавочной стоимости, а во-вторых, была теоретически обоснована противоположность интересов труда и капитала.

Однако важно подчеркнуть, что сам Рикардо подобных выводов не делал. Понятие прибавочной стоимости у него отсутствует, а отсутствует оно у него потому, что буржуазная ограниченность его кругозора мешает ему вникнуть в сущность проблемы и охватить ее во всем объеме. Маркс по этому поводу говорит следующее: «Рикардо никогда не задавал себе вопроса о происхождении прибавочной стоимости. Он рассматривает ее как нечто внутренне присущее капиталистическому способу производства, который в его глазах является естественной формой общественного производства. Там, где он говорит о производительности труда, он ищет в ней не причину существования прибавочной стоимости, а лишь причину, определяющую величину последней».

Поэтому вполне понятно, почему Рикардо не исследовал и не мог исследовать прибавочную стоимость как таковую, т. е. как всеобщую капиталистическую форму присвоения неоплаченного прибавочного труда. Он перепрыгивает через нее, его интересуют лишь ее особые формы — прибыль, процент, рента, которые он фактически сводит к их источнику, к неоплаченному труду. Характеризуя метод Рикардо, Маркс пишет: «Этот метод перепрыгивает через необходимые посредствующие звенья и пытается непосредственным образом доказать совпадение экономических категорий друг с другом».

Коренная ошибка Рикардо заключается в том, что капитализм «в его глазах является естественной формой общественного производства». Отсюда у Рикардо ряд ошибочных положений и противоречий:
- рост прибыли зависит, по Рикардо, от роста производительности труда, но сущность прибыли как превращенной формы прибавочной стоимости, с одной стороны, и как особой формы последней (прибыль предпринимателя), с другой — для Рикардо осталась совершенно неизвестной;
- прибыль и заработная плата — две части одной и той же стоимости, определяемой трудом, а между тем заработная плата для Рикардо — не превращенная форма стоимости рабочей силы, а плата за труд, и сам он не замечает, в какое неразрешимое противоречие он впадает: все товары продаются по стоимости, но при обмене капитала на труд капиталист всегда приобретает больше труда, чем тот труд, который овеществлен в капитале.
Величайшая заслуга классиков буржуазной политической экономии заключается в том, что они, перенеся исследование экономических явлений из области обращения в область производства, создали политическую экономию как науку. Но не поняв своеобразия капиталистического производства, они не могли решить ни проблемы капитала, ни проблемы прибыли. Отождествив капиталистическое производство с производством вообще, они не поняли роли обращения, не поняли того, что «капитал возникает в обращении и не в обращении». Только Маркс, исследуя именно капиталистическое производство, являющееся единством фазы капиталистического производства и фазы капиталистического обращения, свел прибыль к прибавочной стоимости, т. е. исследовал ее в наиболее общей ее форме.

Между прибылью и прибавочной стоимостью такое же различие, как между стоимостью и меновой стоимостью. Прибыль есть выражение — «превращенная форма» — прибавочной стоимости. И так же, как при изучении стоимости, Маркс ее вначале абстрагировал от ее формы, от меновой стоимости, и лишь затем, когда «напал на след» стоимости, вновь вернулся к меновой стоимости, так и здесь: вначале прибавочная стоимость изучается им отдельно от ее формы, выясняется ее сущность, показывается, как и кем она производится. Только после этого он приступает к исследованию ее формы, т. е. к прибыли. Но тогда опять придется оставить сферу производства и перейти в сферу обращения, так как прибавочная стоимость превращается в прибыль только в обращении (а это Марксом делается уже в III томе «Капитала»).

Дальше. Под прибылью обычно понимают только предпринимательскую прибыль. Но, кроме последней, есть еще процент, рента, Предприниматель выплачивает процент ссудному капиталисту, а ренту — землевладельцу, но он может им платить потому, что пущенная им в дело стоимость возросла, дала избыток над первоначальной стоимостью. Следовательно, прежде всего этот избыток должен изучаться в общем виде, или, как выражается Маркс, в его общей форме, т. е. в форме прибавочной стоимости. «Это приращение, или избыток над первоначальной стоимостью, — говорит Маркс в приведенной выше цитате, — я называю прибавочной стоимостью».

Итак, здесь изучается не предпринимательская прибыль, а источник всех нетрудовых доходов — источник всего «избытка над первоначальной стоимостью». Маркс начал с прибыли, о \(Д — Т — Д\), лишь для того, чтобы «напасть на след» скрывающейся за ней прибавочной стоимости; как и раньше, чтобы открыть стоимость, он начал со скрывающей ее меновой стоимости.

Тем, что Маркс возросшую стоимость — «избыток над первоначальной стоимостью» — назвал прибавочной стоимостью, он подчеркнул, что это, во-первых, есть стоимость, овеществленный труд, во-вторых, прибавочная стоимость, т. е. овеществленный прибавочный труд. Но этим самым подчеркивается и внутренняя связь между стоимостью и прибавочной стоимостью: если бы затраченный труд не принял формы стоимости, не производил бы товаров, то и прибавочный труд не выражался бы в прибавочной стоимости. И действительно, прибавочный неоплаченный труд имел место и в феодальном и в рабском хозяйстве, но прибавочной стоимости он не производил. Капиталистическое производство может возникнуть и возникает лишь на основе товарного производства.