Перейти к содержанию

Комментарии ко II тому «Капитала»

Предмет исследования II тома

II том «Капитала» вводит нас в сферу обращения. Но следует различать простое обращение и капиталистическое обращение, или процесс обращения капитала. Простое обращение было исследовано в I томе «Капитала» в первом отделе, особенно в III главе, озаглавленной «Деньги, или обращение товаров».

Обращение товаров существовало и в докапиталистическую эпоху. «Товарное обращение, — говорит Маркс, — есть исходный пункт капитала. Историческими предпосылками возникновения капитала являются товарное производство и развитое товарное обращение, торговля». Но капиталистическое производство развивает, преобразует обращение, превращая его из простого в капиталистическое. Обращается не просто товар, а товарный капитал; обращается и особый товар, рабочая сила.

Отделение средств производства от производителей, превратившее рабочую силу в товар, являясь предпосылкой и исходным пунктом капиталистического производства, относится к так называемому первоначальному накоплению. Но капиталистическое производство постоянно воспроизводит это отделение. Оно воспроизводит не только капитал и капиталистов, воспроизводит капиталистические отношения, но воспроизводит и объекты капиталистического обращения, воспроизводит капиталистический рынок (мы здесь еще не говорим о денежном рынке, о рынке ссудных капиталов).

Простое обращение предшествует обращению капиталистическому не только исторически, но и логически. Процесс производства капитала предполагает не только стоимость, но и ее движение, смену ее форм — превращение из товарной формы в денежную и наоборот. Поэтому и анализ обращения товаров, или простого обращения, предшествует анализу процесса производства капитала, являющегося предметом исследования I тома «Капитала». Во II томе изучается уже не простое обращение, а «процесс обращения капитала». Анализ последнего может быть дан лишь после анализа процесса производства капитала; лишь после того, как выяснены сущность капитала, его производство и воспроизводство, может быть поставлена проблема обращения капитала, смены форм, «которые он то принимает, те сбрасывает при повторении кругооборота».

Правда, анализ обращения капитала — если не полностью, то частично — также был дан и в I томе «Капитала». Мы говорим о втором отделе этой книги, озаглавленном «Превращение денег в капитал». Там дана и общая формула движения капитала \(Д-Т-Д'\) и показано, как первое \(Д\) превращается в рабочую силу и средства производства, т. е. \(Д-Т\) представлено как \(Д-Т<^Р_{Сп}\). Но и своеобразие всего кругооборота капитала, и своеобразие первой стадии \(Д-Т\) в I томе «Капитала» «исследовались лишь в той мере, в какой это было необходимо для понимания второй стадии — процесса производства капитала. Поэтому там остались нерассмотренными те различные формы, в которые на различных своих стадиях облачается капитал... Теперь они составляют предмет более подробного исследования».

Капиталистическое производство необходимо полагает обращение капитала и как условие своего осуществления, и как свой собственный результат. Так, изучив I том, мы выяснили, что непосредственный процесс капиталистического производства немыслим вне происходящего в фазе обращения предварительного акта \(Д-Т<^Р_{Сп}\). С другой стороны, не менее очевидно, что, поскольку капиталист лишь авансирует стоимость, последняя должна вернуться к нему обратно; это значит, что за фазой производства должна следовать новая фаза обращения: \(Т'-Д'\). Иначе говоря, непосредственный процесс производства должен быть дополнен двумя фазами процесса обращения, вместе с которыми составляет единый кругооборот капитала.

Отсюда ясно, что процесс производства и процесс обращения капитала составляют единое целое, а примат в этом единстве принадлежит производству. В I томе изучалась одна сторона указанного единства, во II томе — другая его сторона. Но следует особенно подчеркнуть, что эти отдельные стороны изучаются не изолированно друг от друга, а в их постоянной связи и взаимообусловленности, однако целевые установки в I и II томах разные.

«Капитал как самовозрастающая стоимость заключает в себе, — говорит Маркс, — не только классовые отношения, не только определенный характер общества, покоящийся на том, что труд существует как наемный труд. Капитал есть движение, процесс кругооборота, проходящий различные стадии, процесс, который, в свою очередь, заключает в себе три различные формы процесса кругооборота. Поэтому капитал можно понять лишь как движение, а не как вещь, пребывающую в покое».

Капитал как классовое отношение и капитал как движение друг от друга неотделимы. Однако если в I томе задача исследования заключается в раскрытии классовых отношений, скрывающихся за указанным движением, то во II томе задача исследования состоит в выяснении своеобразия процесса движения кругооборота капитала, в котором выражены классовые отношения.

Отсюда также следует, что, изучая во II томе капитал как движение, Маркс вновь вовлекает в круг исследования процесс производства капитала, но уже под другим углом зрения.

Он выясняет, каким образом движение и смена форм, принимаемых капиталом в процессе его движения, влияют на процесс самовозрастания капитальной стоимости. Именно это составляет главную «целевую установку», «сверхзадачу» всего исследования II тома, объясняющую, почему в этом томе, прямой предмет которого — процесс обращения капитала, столь обстоятельно рассматриваются многие вопросы процесса производства. (Важно иметь в виду, что в I томе, прямой предмет которого — процесс производства капитала, изучался и процесс обращения последнего — в той мере, в какой это было абсолютно необходимо для раскрытия сущности самовозрастания стоимости.)

Обращение капитала с точки зрения Маркса является сменой форм капитала, т. е. сменой вещных выражений классовых отношений. Но каждой своей формой капитал выполняет определенную реальную функцию. В денежной форме происходит соединение рабочей силы и средств производства. В производительной форме производится новая потребительная стоимость, являющаяся вещественным носителем самой капитальной стоимости и прибавочной стоимости. В товарной форме, реализующей капитальную стоимость и прибавочную стоимость, происходит переход потребительной стоимости в сферу потребления (индивидуального и производительного).

Благодаря классовому отношению деньги приобретают форму денежного капитала, факторы производства — форму производительного капитала, а товар — форму товарного капитала. Все три формы капитала обязаны своим бытием одному и тому же классовому отношению. Последнее выражается и может быть выражено только в единстве этих форм капитала, в непрерывных переходах этих форм друг в друга (далее, при рассмотрении производительного капитала, мы остановимся на примате последнего, на том, что другие формы капитала являются производными от производительного капитала). Следовательно, движение капитала, являющееся процессом смены его форм, не исчерпывается только двумя фазами обращения, превращением денег в товар и товара в деньги, а охватывает весь кругооборот капитала.

Как простое обращение, так и обращение капитала сопровождается целым рядом производственно-технических моментов, как то: транспортировкой, упаковкой и развеской товаров, хранением их и т. д. Это порождает иллюзию, будто обращение сводится к указанным производственно-техническим операциям. Этим стирается всякая грань между производством и обращением или — что по существу одно и то же — различие между ними сводится к различию между видами организационно-технических процессов. На такой точке зрения стоит буржуазная политическая экономия: она видит сущность обращения и торговли в переброске товаров с места производства к месту потребления, в доставке их потребителю (об этом ниже более подробно). Совсем иначе подходит к обращению Маркс. С одной стороны, для него обращение и производство составляют единство, а с другой — они принципиально отличаются друг от друга.

Итак, во II томе «Капитала» капитал изучается как процесс кругооборота, поэтому и «необходимо прежде всего отвлечься от всех моментов, которые не имеют ничего общего с изменением и образованием формы как таковыми». И Марксом делается следующий вывод: «Поэтому здесь предполагается не только то, что товары продаются по их стоимостям, но также и то, что это совершается при неизменных обстоятельствах. Следовательно, оставляются в стороне те изменения стоимости, которые могут произойти в течение процесса кругооборота».

Но отсюда нужно сделать еще один важный вывод: если предполагается, что товары продаются по стоимостям и что последние не меняются в течение кругооборота, то этим самым предполагается:

  1. что органическое строение капитала у всех индивидуальных капиталов одинаково,
  2. что скорость обращения тоже везде одинаковая и
  3. что органическое строение капитала и скорость обращения остаются неизменными в течение всего процесса кругооборота.

В противном случае товары должны были бы продаваться не по стоимостям, а по ценам производства. Следовательно, во II томе «Капитала» еще не ставится проблема распределения совокупной прибавочной стоимости даже между самими промышленными капиталистами. Предполагается еще, что каждый промышленный капиталист получает полностью свою прибавочную стоимость. Поскольку во II томе «Капитала» исследуется исключительно кругооборот капитала (индивидуального и общественного), постольку нет надобности в обособлении сферы обращения от сферы производства, т. е. нет надобности в расщеплении капитала на промышленный, торговый и ссудный капитал. Индивидуальные капиталы и весь общественный капитал в целом представлены пока в наиболее общем виде, в виде единого промышленного капитала. Следовательно, и весь класс капиталистов пока представлен одними промышленными капиталистами, присваивающими всю прибавочную стоимость, произведенную в обществе.

Отдельные формы капитала еще не обособлены друг от друга, еще не превращены в особые виды капитала. Но уже тем, что исследование переносится в сферу обращения и исследуется процесс кругооборота капитала, капитал выступает и как капитал производства, и как капитал обращения. А это в свою очередь вносит ряд модификаций.

Прежде всего прибавочная стоимость на поверхности явлений представляется как результат и производства и обращения, результат всего кругооборота капитала, в котором производство является только одной из его фаз. Поэтому ее истинная сущность искажается, маскируется, она выступает не как капиталистическая форма присвоения прибавочного труда, а как прибыль. Правда, в своей превращенной форме, форме прибыли, прибавочная стоимость во II томе «Капитала» еще не исследуется, но основное условие превращения прибавочной стоимости в прибыль здесь уже дано. Отсюда возникает такая новая категория, как годовая норма прибавочной стоимости.

Капитал как движение маскирует и отрицает капитал как классовое отношение, прибавочная стоимость выступает в качестве «приплода» не только капитала производства, но и капитала обращения. С другой стороны, вне кругооборота, вне движения нет капитала как выражения классовых отношений. Следовательно, капитал как движение и отрицает, и утверждает себя самого.

Порядок исследования

II том «Капитала» состоит из трех отделов, озаглавленных:

  1. «Метаморфозы капитала и их кругооборот»,
  2. «Оборот капитала»,
  3. «Воспроизводство и обращение всего общественного капитала».

Конкретным носителем метаморфоз капитала и их кругооборотов является индивидуальный капитал. Только рассматривая превращение товара в деньги, а также потребление купленных средств производства и рабочей силы в качестве движения одной и той же капитальной стоимости, мы получаем действительный кругооборот, состоящий из ряда отдельных метаморфоз.

Фаза обращения одного капитала и фаза производства другого капитала не образуют никакого кругооборота. Следовательно, исходным пунктом исследования II тома «Капитала» является индивидуальный капитал, движение которого и представляет собой метаморфозы и их кругообороты.

Само собой разумеется, движение индивидуального капитала не происходит в «пустом» пространстве: кругооборот одного капитала всегда переплетается с кругооборотом других капиталов. Правда, теоретически можно представить и движение одного единственного капитала в окружении простого обращения. Воображаемый единственный капиталист покупает средства производства у простых товаропроизводителей и им же продает свою продукцию. Но не этот мыслимый случай берется Марксом за исходный момент исследования.

В самом начале исследования уже «витает в представлении как предпосылка» общество промышленных капиталистов. «Индивидуальный капитал» берется не как случайно выбранный, а как типический, воплощающий в себе существенные черты любого из единичных индивидуальных капиталов, переплетение кругооборотов которых составляет общественный капитал в целом.

Здесь полностью применимо положение В. И. Ленина относительно экономического учения Маркса: «Только с точки зрения системы общественных производственных отношений одной определенной исторической формации общества, притом отношений, проявляющихся в массовом, миллиарды раз повторяющемся явлении обмена, можно понять, что такое стоимость». Только с указанной точки зрения можно понять, что такое капитал — не только общественный, но и индивидуальный.

Отдельные части индивидуального капитала совершают неодинаковые обороты. Одни принимают форму оборотного капитала, другие — форму основного капитала. Но для понимания метаморфоз и их кругооборотов это значения не имеет. Поэтому в первом отделе Маркс рассматривает движение капитала еще как недифференцированное: деление на основной и оборотный капитал еще отсутствует. Последнее становится предметом исследования (в порядке «восхождения от абстрактного к конкретному») второго отдела «Оборот капитала».

Всесторонне проанализировав движение индивидуального капитала, Маркс в третьем отделе переходит к исследованию всего общественного капитала. «Однако как в первом, так и во втором отделе, — пишет Маркс, — речь постоянно шла лишь об индивидуальном капитале, о движении обособившейся части общественного капитала.

Но кругообороты индивидуальных капиталов переплетаются друг с другом, предполагают и обусловливают друг друга и как раз благодаря этому-то сплетению образуют движение всего общественного капитала».

Переход от движения индивидуального капитала к движению общественного капитала есть дальнейший шаг в «восхождении от абстрактного к конкретному». Движение общественного капитала не есть простая сумма движений отдельных капиталов, а представляет органическое целое и обнаруживает такие стороны капиталистического способа производства, какие остаются скрытыми при исследовании движений индивидуальных капиталов.

Характер изложения II тома «Капитала»

По замыслу, по основной своей идее II том «Капитала» такое же цельное произведение, как и I том. Но этого нельзя вполне сказать об изложении. Энгельс немало поработал над тем, чтобы вторая книга «Капитала» «представляла собой, с одной стороны, связное и по возможности законченное произведение, а с другой стороны, произведение исключительно автора, а не редактора...». В связи с этим он отмечал, что «ограничился, по возможности, буквальным воспроизведением рукописей, изменяя в стиле лишь то, что изменил бы сам Маркс, и вставляя лишь кое-какие пояснительные предложения и переходы там, где это было абсолютно необходимо и где кроме того смысл не вызывал никаких сомнений».

Из описания рукописей Маркса Энгельсом видно, что эти рукописи находились в состоянии, далеком от полной готовности к опубликованию. Кроме того, II том «Капитала» составлен Энгельсом из нескольких рукописей. Само собой разумеется, что при этих обстоятельствах были неизбежны некоторые повторения, недостаточная увязка между отдельными частями (особенно там, где кончается одна рукопись и начинается другая); все это следует учесть при работе над II томом «Капитала». Однако отсюда никоим образом не следует, будто эта книга не является законченной работой по существу.

Что касается фактического материала, то, по словам Энгельса, он «едва сгруппирован, не говоря уже об обработке». Между тем, фактический материал — неотъемлемая часть не только изложения, но и самого исследования.

Исследуя в двенадцатой и тринадцатой главах рабочий период, время производства, их влияние на скорость обращения и показывая, какими естественными факторами обусловливается длительность того и другого, Маркс подробнейшим образом останавливается на земледелии, лесоводстве, скотоводстве с их длительными рабочими периодами и временем производства; он приводит большие выдержки из официальных отчетов, из сочинений агрономов, описывающих эти отрасли хозяйства. В четырнадцатой главе, рассматривая время обращения, Маркс приводит фактический материал, показывающий, как изменилось время обращения вследствие развития транспорта (морского и сухопутного).

Как в I, так и во II томе масса исторических исследований и экскурсов (хотя во II томе последние недостаточно обработаны и производят впечатление случайных отрывков).

Движение промышленного капитала рассматривается не только теоретически, но и исторически. Так, по Марксу, развитие промышленного капитала означает уничтожение старых хозяйственных укладов (в связи с этим он останавливается на «освобождении» крестьян в России и на перевороте, совершенном в помещичьем хозяйстве).

Отметим также ту особенность II тома «Капитала», что в нем, как и в работе «К критике политической экономии», критика теорий буржуазных экономистов выделена особо; есть ряд глав, которые целиком относятся к истории политической экономии. Критический разбор теорий основного и оборотного капитала у Смита и Рикардо и их последователей выделен в специальные главы. Выделены в специальные главы и представления этих экономистов о воспроизводстве,

Место II тома «Капитала» и его особенности

II том «Капитала» формально не является продолжением I тома. Конечный пункт исследования I тома «Капитала» — «Процесс накопления. капитала» — не является исходным пунктом исследования II тома. Формально последний непосредственно примыкает ко второму отделу I тома, озаглавленному «Превращение денег в капитал», где начат анализ кругооборота капитала, но где нить этого анализа прерывается на фазе производства. Однако дело не в формальном подходе, а в существе вопроса.

Центральной проблемой I тома «Капитала» является прибавочная стоимость: исследуются сущность и условия ее возникновения, методы производства прибавочной стоимости и превращение ее в капитал; исследование прибавочной стоимости начинается во втором отделе и кончается в седьмом. Но прибавочная стоимость проявляется и может проявляться только в прибыли, как стоимость проявляется только в меновой стоимости. Прибавочная стоимость реализуется в обращении, где она принимает форму прибыли. Прибыль как превращенная форма прибавочной стоимости непосредственно исследуется в III томе «Капитала», но процесс кругооборота капитала, превращающий прибавочную стоимость в прибыль, исследуется именно во II томе.

Более конкретно происходящее в процессе кругооборота превращение прибавочной стоимости в прибыль может быть охарактеризовано следующими моментами.

Прибавочная стоимость должна, во-первых, не только производиться, но и реализоваться: только реализованную прибавочную стоимость капиталист может использовать либо для личного потребления, либо для накопления, превращения в новый капитал.

Во-вторых, хотя прибавочная стоимость производится только переменным капиталом, необходимым условием этого является наличие определенной величины постоянного капитала, который должен совершить и формальную, и реальную метаморфозу; его стоимость в фазах обращения меняет лишь свою форму, а в фазе производства переносится на создаваемый продукт.

В-третьих, вещественным носителем прибавочной стоимости является товарный капитал \(Т'\), в котором заключена и авансированная капитальная стоимость.

Наконец, в-четвертых, реализация прибавочной стоимости тесно связана с реализацией авансированной капитальной стоимости: пока не реализована вторая, не может быть реализована и первая. Хотя любая часть \(Т'\) разлагается на \(c+v+m\), но это так только с точки зрения производства. С точки зрения реализации лишь та сумма денег может считаться реализованной прибавочной стоимостью, которая притекает к капиталисту после того, как он уже выручил авансированный капитал.

Из всего этого следует, что непосредственный процесс производства прибавочной стоимости, происходящий в одной из фаз кругооборота капитала, маскируется и искажается кругооборотом в целом. К концу кругооборота прибавочная стоимость уже представляется не тем, чем она является в непосредственном процессе производства. Мы сказали раньше, что прибавочная стоимость может проявляться в отличной от себя форме прибыли; эту форму она принимает к концу кругооборота. Следовательно, прибавочная стоимость и прибыль (точно так же как стоимость и меновая стоимость) и тождественны между собой, и различны.

Источник прибыли — прибавочный труд. Следовательно, с этой точки зрения прибыль и прибавочная стоимость — одно и то же (Если ограничиваться раскрытием лишь источника прибыли, то нет никакой надобности в двух категориях: прибыли и прибавочной стоимости. А так как сведение прибыли к прибавочной стоимости у предшественников Маркса заключалось только в раскрытии источника прибыли, то действительно у них не возникало необходимости в двух названиях для обозначения одного и того же явления. Они употребляли только термин прибыль.). С другой стороны, прибыль непосредственно не выражает присвоения прибавочного труда, а выражает нечто противоположное — прибыль непосредственно выступает как порождение всего авансированного капитала. Только Маркс раскрыл и тождество прибыли с прибавочной стоимостью, и их различие.

Раскрытие скрывающейся за прибылью прибавочной стоимости — одна из задач I тома «Капитала»; разграничение между прибавочной стоимостью и прибылью — одна из основных задач III тома; всесторонний анализ процесса обращения капитала, опосредующего превращение прибавочной стоимости в прибыль, — задача II тома. Этим определяются место и значение последнего.

Школа Рикардо исходя из созданной ею теории трудовой стоимости непосредственно сводила прибыль к прибавочной стоимости, поэтому натолкнулась на непреодолимые затруднения. Маркс же видит в прибыли форму выражения прибавочной стоимости. Следовательно, как теорию стоимости, так и теорию прибавочной стоимости и прибыли Маркс строит совершенно по-новому. Маркс не ограничивается провозглашением того, что стоимость определяется трудом, а исследует, какой труд создает стоимость. Этим он выясняет общественный и исторический характер стоимости и тот факт, что стоимость проявляется и может проявляться только в меновой стоимости. И оказывается, что стоимость и меновая стоимость не просто синонимы, не просто два названия, из которых одно может заменить другое, а две категории, которые в одно и то же время и тождественны между собой, и различны. Они тождественны и различны, как тождественны и различны сущность и форма ее выражения.

Так и в отношении прибыли и прибавочной стоимости Маркс не ограничивается сведением первой ко второй, а прежде всего выясняет условия, при которых вообще возможно производство прибавочной стоимости. При этом обнаруживается, что прибавочная стоимость есть специфическая категория капитализма и что проявляться она может только в прибыли. Метод исследования прибавочной стоимости такой же, как и метод исследования стоимости. Беря меновую стоимость за исходный пункт с целью «напасть на след скрывающейся за ней стоимости», Маркс затем, по выполнении этой задачи, опять возвращается к меновой стоимости, чтобы показать, как в ней проявляется стоимость, как развивается форма стоимости. Так, и в отношении прибавочной стоимости: исходным пунктом исследования является формула \(Д-Т-Д'\): деньги, порождающие большую сумму денег, прибыль. Анализ формулы обращения капитала сводит прибыль к прибавочной стоимости, исследованию которой посвящен, как сказано, почти весь I том «Капитала». Марксу, следовательно, нужно было вновь вернуться к прибыли, показать, как в ней проявляется прибавочная стоимость и как прибыль расщепляется на особые формы: предпринимательскую прибыль, процент, ренту. Это показано в III томе «Капитала». Но прибавочная стоимость превращается в прибыль в процессе обращения, в кругообороте капитала. Стало быть, прежде всего должно быть изучено это своеобразное движение капитала.

Капиталистический способ производства покоится на присвоении прибавочного труда, однако на эксплуатации чужого труда зиждились и феодальная, и рабовладельческая системы. Своеобразие же капитализма состоит именно в способе присвоения неоплаченного труда, в тех закономерностях, которым подчиняется это присвоение, в той форме движения общественного производства и воспроизводства, которая имеет место при этой системе. Своеобразие капиталистического способа производства исследуется во всех томах «Капитала», но в I томе изучается своеобразие капиталистического производства, а во II — своеобразие капиталистического обращения. А так как капиталистическое производство и капиталистическое обращение составляют единое целое, то в I томе освещается одна сторона этого целого, а во II томе — другая его сторона. Взятый же во всей своей многогранности капиталистический способ производства изучается в III томе. «В своем действительном движении капиталы противостоят друг другу в таких конкретных формах, по отношению к которым вид... Капитала в непосредственном процессе производства, так же как и его вид в процессе обращения, выступает лишь в качестве особых моментов».

«Особые моменты», которые изучаются во II томе, — это те формы, которые капитал то сбрасывает, то принимает в своем движении. Особенность этих форм (их единство и различие), формы движения отдельных частей капитала, форма движения всего общественного капитала — все это исследуется во II томе.

В предисловии к первому изданию Маркс пишет: «Форма стоимости, получающая свой законченный вид в денежной форме, очень бессодержательна и проста. И, тем не менее, ум человеческий тщетно пытался постигнуть ее в течение более чем 2000 лет, между тем как, с другой стороны, ему удался, по крайней мере приблизительно, анализ гораздо более содержательных и сложных форм... Для непосвященного анализ ее покажется просто мудрствованием вокруг мелочей. И это действительно мелочи, но мелочи такого рода, с какими имеет дело, например, микроанатомия». Это положение применимо к большей части содержания II тома: предметом его являются формы относительно «бессодержательные и простые», но «уму человеческому» нелегко постигнуть их; вдобавок они кажутся «мелочами».

Когда стоит задача исследовать капитал в непрерывной смене форм, то должно, с одной стороны, иметь место более углубленное понимание уже известных нам из I тома проблем, а с другой стороны, ставятся новые проблемы, которые вполне разрешаются только в III томе. «Чтобы понять эти формы в их чистом виде, необходимо, — пишет Маркс, — прежде всего отвлечься от всех моментов, которые не имеют ничего общего со сменой форм и образованием форм как таковыми». Поясним это на двух примерах. Капитал в I томе представлен еще не расщепленным на отдельные его формы, он делится лишь на переменную и постоянную части; во II томе он выступает уже в более конкретном богатстве своих форм. Само собою разумеется, что мы глубже и полнее начинаем понимать деньги и товар (теперь уже как денежную и товарную форму капитала). А это вплотную подводит к пониманию дальнейших расщеплений, превращения денежного капитала в ссудный, а товарного — в торговый капитал. Но решение этих проблем еще не дано, мы подошли лишь к их истокам, к тем узловым пунктам, откуда видна лишь «завязка»; до «развязки» еще далеко.

Или другой пример. В I томе норма прибавочной стоимости выступает исключительно как выражение степени эксплуатации. Во II же томе исследование скорости обращения переменного капитала показывает, как переменный капитал расщепляется на авансированный и действительно примененный переменный капитал, как норма прибавочной стоимости в свою очередь расщепляется на действительную норму прибавочной стоимости (выражающую степень эксплуатации) и годовую норму прибавочной стоимости. От годовой нормы прибавочной стоимости уже «рукой подать» до нормы прибыли (в соответствующей главе покажем, что годовая норма прибавочной стоимости есть категория промежуточная, связывающая норму прибавочной стоимости с нормой прибыли). Но анализ здесь пока закончен, до нормы прибыли Маркс не доходит; раскрыты лишь некоторые факторы, модифицирующие норму прибавочной стоимости. Для понимания модифицирующей роли обращения этого достаточно, для решения же проблемы превращения прибавочной стоимости в прибыль и среднюю прибыль этого еще мало.

Место и значение II тома будет понято глубже, если вкратце рассмотреть, как трактовалось отношение производства и обращения в домарксовой политической экономии и как оно трактуется вульгарной буржуазной политической экономией.

Вопрос об обращении и производстве в домарксовой политической экономии

В буржуазной политической экономии имеют место и недооценка обращения, и переоценка его. Первая ведет свое начало от физиократов, вторая — от меркантилистов. Начнем с меркантилистов.

  1. Меркантилисты. Предметом исследования политической экономии в период ее возникновения было исключительно обращение. Маркс говорит об этом следующее: «Первое теоретическое освещение современного способа производства — меркантилистская система — по необходимости исходило из поверхностных явлений процесса обращения в том виде, как они обособились в движении торгового капитала, и потому оно схватывало только внешнюю видимость явлений... Отчасти вследствие того преобладающего влияния, какое он имел в первый период переворота в феодальном производстве, в период возникновения современного производства. Подлинная наука современной политической экономии начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства».

Меркантилисты, как теоретики торгового капитала, исходят из формы движения этого капитала: \(Д-Т-Д'\). Процесс обращения капитала они представляли как кругооборот, состоящий только из двух фаз обращения: \(Д-Т\) и \(Т-Д\). Поэтому они считали обращение источником прибыли и источником богатства вообще. А это у них увязывалось, далее, с их представлением о богатстве как накоплении денег. Действительно, для купца купля и продажа товаров есть лишь средство для увеличения своего денежного капитала, для превращения \(Д\) в \(Д'\). Купец извлекает из обращения больше денег, чем он бросает туда.

Но постепенно торговый капитал начинает овладевать производством: купец начинает контролировать подпавших под его власть мелких товаропроизводителей — ремесленников-кустарей; появляется так называемая капиталистическая домашняя промышленность. И политическая экономия не может игнорировать процесса производства; на смену ранним меркантилистам приходят позднейшие меркантилисты (систему ранних меркантилистов Маркс называет монетарной, а систему позднейших меркантилистов — меркантилистской системой). Кругооборот капитала только в форме \(Д-Т-Д'\) уже не соответствует действительности; купец уже не ограничивается только куплей и продажей готовых изделий, он покупает и сырье, которым снабжает зависимых от него мелких товаропроизводителей, он часто снабжает их и орудиями труда. Следовательно, кругооборот его капитала уже начинает принимать форму \(Д-Т...П...Т'—Д'\). Из этой формы движения капитала уже фактически исходят позднейшие меркантилисты, т.е, представители меркантилистской системы.

Хотя кругооборот капитала становится более развернутым, не ограничивается одними лишь фазами обращения, однако процесс производства еще выступает как нечто подчиненное, примат принадлежит обращению. Это — во-первых. Во-вторых, весь кругооборот капитала все еще существует в денежной форме: и исходный, и конечный пункт его суть деньги, а все движение капитала выступает как процесс самовозрастания денег. Характеризуя односторонность кругооборота денежного капитала, т. е. \(Д-Т...П...Т'-Д'\), Маркс пишет: «... процесс производства является лишь неизбежным посредствующим звеном, необходимым злом. Поэтому все нации с капиталистическим способом производства периодически переживают спекулятивную лихорадку, во время которой они стремятся осуществлять делание денег без посредства процесса производства».

  1. Физиократы. Капитал окончательно овладевает производством. На историческую арену выступает промышленный капитал, роль же торгового капитала коренным образом меняется. Маркс об этом пишет:

При капиталистическом способе производства, — т. е. когда капитал овладевает самим производством и придает ему совершенно измененную и специфическую форму, — купеческий капитал выступает лишь капиталом с особой функцией. При всех прежних способах производства, — и тем в большей мере, чем более производство есть непосредственно производство жизненных средств для самого производителя, — купеческий капитал представляется функцией капитала par excellence».

И дальше:

«При капиталистическом производстве купеческий капитал от своего прежнего самостоятельного существования низводится до такой роли, когда он является лишь особым моментом применения капитала вообще, а выравнивание прибыли сводит его норму прибыли к общему среднему уровню. Он функционирует уже только как агент производительного капитала. Особые общественные отношения, складывающиеся с развитием купеческого капитала, теперь уже не являются определяющими; напротив, там, где преобладает купеческий капитал, господствуют устаревшие отношения».

Совершается переворот и в политической экономии — «теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства». Переход этот сделан был физиократами, и Маркс вполне заслуженно называет их «отцами современной политической экономии», так как лишь с этого времени политическая экономия становится настоящей наукой. Источником прибыли физиократы уже считают производство. В обращении, по их воззрениям, происходит лишь распределение произведенного прибавочного продукта; обращение является также необходимым условием непрерывности производства, т. е. воспроизводства. И физиократы ставят перед собой грандиознейшую задачу: изобразить производство, обращение и распределение всего общественного продукта в целом.

Но свое научное здание физиократы стали строить, не заложив необходимого прочного «фундамента». Не имея еще представления о товаре, деньгах, капитале вообще, они уже пытаются дать анализ общественного капитала. В этом была их сила и слабость. Они сразу становятся неизмеримо выше меркантилистов; ими отбрасываются все иллюзии последних, питаемые наблюдениями поверхностных явлений, в частности, сферы обращения индивидуального капитала. Но физиократы отождествили исторически обусловленный способ производства с производством вообще; капиталистическое производство представляется им как естественнотехнический процесс, являющийся условием существования всякого общества. Более того, их исключительный натурализм в понимании производства выражается еще в том, что они под производством понимают только земледельческое производство, где, по их представлениям, происходят рост и увеличение самой материи.

«Так как, — говорит Маркс, — заслугой и отличительным признаком физиократии является то, что она выводит стоимость и прибавочную стоимость не из обращения, а из производства, то она, в противоположность монетарной и меркантилистской системе, начинает по необходимости с той отрасли производства, которую вообще можно мыслить обособленно, независимо от обращения, от обмена, и которая предполагает не обмен между человеком и человеком, а только обмен между человеком и природой».

Положив в основу своих исследований отрасль производства, «которую вообще можно мыслить обособленно, независимо от обращения», физиократы лишили себя возможности понять процесс обращения капитала, особенность разных форм капитала и разных форм кругооборота капитала. Обращение общественного капитала изображается ими, правда, в форме кругооборота товарного капитала: \(Т'-Д'-Т...П...Т'\). Но последний для них не является особой формой капитала в отличие от других форм капитала; они лишь ощупью подходят к этой форме кругооборота капитала, единственно пригодной для изображения движения общественного капитала.

«\(Т'...Т'\) лежит в основе «Tableau economique» *Кенэ, и то обстоятельство, что он в противоположность форме \(Д...Д'\) (форме, которой исключительно придерживалась меркантилистская система) избрал именно эту форму, а не форму \(П...П\), свидетельствует о его большом и верном такте».

Если меркантилисты из-за обращения не видят производства, то физиократы, наоборот, из-за производства не видят обращения; последнее для физиократов, как производство для меркантилистов, лишь необходимое условие, «неизбежное зло». И если для меркантилистов богатство есть скопление денег, то для физиократов оно — скопление материальных благ. Правда, последние должны пройти через каналы обращения, но обращение не обусловлено самим способом производства, а существует рядом с производством и выполняет определенные функции, функции необходимые, но не имеющие отношения к сущности самого производства.

Однако игнорировать связь обращения с производством физиократы не могли уже по одному тому, что они были теоретиками воспроизводства общественного капитала; в воспроизводстве эта связь дана непосредственно как некий первичный факт. Поэтому у физиократов мы встречаем и первые попытки определить те формы капитала, которые связаны с оборотом капитала, с периодичностью обращения отдельных его частей. «Кроме этого анализа вещественных элементов, — говорит Маркс, — из которых состоит капитал в пределах процесса труда, физиократы исследуют те формы, которые капитал принимает в обращении (основной капитал, оборотный капитал, хотя термины, употребляемые физиократами, — еще иные), и вообще устанавливают связь между процессом обращения и процессом воспроизводства капитала».

  1. Смит и Рикардо. Классическая политическая экономия в лице Смита и Рикардо продолжает двигаться по пути, проложенному физиократами. Основным предметом исследования является производство. И в то же время делается дальнейший значительный шаг вперед. Смит, а вслед за ним и Рикардо переносят свои исследования в те отрасли промышленности, где капитал впервые развивается самостоятельно. Им они уже не кажутся «непроизводительными» и «простыми придатками земледелия». Более того, ренту — доход земельных собственников — Рикардо уже сводит к части прибыли (Смит еще считал источником ренты большую производительность труда в земледелии), к добавочной прибыли, которую дают лучшие и средние участки земли в сравнении с худшими. Между тем для физиократов единственной и всеобщей формой дохода (нетрудового) была рента; прибыль как определенную категорию Кенэ еще не признавал.

Объясняется это в первую очередь тем, что капитализм в Англии — родине Смита и Рикардо — был гораздо более развит, чем во Франции, родине физиократов. Капитализм в Англии уже успел покончить с феодализмом, в недрах которого он возник, и классическая политическая экономия уже не является «буржуазным толкованием» феодального общества.

Английский капитализм, представляя могучую мировую силу, базировался на широко разветвленной международной торговле, пронизавшей своими щупальцами почти все части земного шара. Поэтому у классиков и иное отношение к обращению, в частности к торговле. Правда, и они (особенно Смит) довольно резко полемизируют с меркантилистами, но их борьба направлена против меркантилистской системы в той мере, в какой эта система была выражением господства торгового капитала. Классики как идеологи промышленного капитала не могут отрицать значения. торгового капитала, но они развенчивают его как господствующую силу.

Классики не отрицают значения торгового капитала, но сущность капиталистического обращения как такового ими не была понята и они даже не подозревали, что тут есть какая-нибудь проблема. В этом отношении они не продвинулись ни на шаг дальше физиократов. Смиту и Рикардо, как и физиократам, совершенно чуждо понимание капитала как классового отношения и как движения. Отсюда процесс обращения капитала для них не был и не мог быть процессом смены форм капитальной стоимости, а был, как отмечено раньше, техническим процессом, сопровождаемым юридическим актом, т. е. передачей собственности одним лицом другому. Этим объясняется также отсутствие для классиков проблемы единства производства и обращения; и то и другое представлялось им разными видами хозяйственной деятельности, фактически связанными между собой.

Промышленный капитал Маркс определяет как «капитал, который в ходе своего полного кругооборота принимает и снова сбрасывает эти формы (т. е. денежную, товарную и производительную. — Д. Р.) и в каждой из них совершает соответствующую ей функцию, есть промышленный капитал...» Классическая политическая экономия, отождествляя капиталистическое производство с производством вообще, не понимает и не может понять ни сущности капитала, ни форм ее проявления. Она сводит промышленный капитал к производительному капиталу, который в свою очередь отождествляется ею со средствами производства. А товарный капитал и денежный капитал для нее не являются различными формами промышленного капитала, представляют собой разные капиталы, точнее, разные виды капитала. Этим также товарный капитал полностью отождествляется с торговым капиталом, а денежный капитал — с ссудным капиталом. Поэтому, хотя классики как идеологи промышленного капитала развенчали торговый капитал, — в их учении, как и в действительности, первенствующее место занимает промышленный капитал, — они не были в состоянии вывести торговый капитал из промышленного, представить его как обособившуюся форму промышленного капитала. Торговый капитал у них с самого начала выступает как капитал, стоящий рядом с промышленным капиталом, И различие между ними фактически сводится только к различиям, существующим между разными капиталами, занятыми в разных отраслях производства.

В одном отношении — и принципиально важном — классики делают даже шаг назад в сравнении с физиократами. Они не только в противовес последним объявляют всякую отрасль промышленности производительной, что вполне правильно, но таковой они считают и торговлю; фактически они ее возводят в «ранг» особой отрасли производства. И Маркс констатирует, «что современная политическая экономия, даже в лице своих лучших представителей, смешивает торговый капитал с промышленным капиталом и фактически совершенно не видит его характерных особенностей».

Меновые концепции вульгарной политической экономии и ревизионистов

Если политическая экономия как действительная наука начинается, по заявлению Маркса, «лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства», то верно и обратное: политическая экономия перестает быть наукой, как только она покидает процесс производства. Она из научной политической экономии превращается в вульгарную.

Первыми вульгаризаторами были: Сэй во Франции, Мак-Куллох В Англии и т. д. Вульгарный элемент был и в классической политической экономии. Это было неизбежно, поскольку она отождествляла капиталистическое производство с производством вообще. Но послемарксовская вульгарная политическая экономия полностью выбросила производство за борт своих исследований. Представители разных направлений «обосновывают» это по-разному, но все они сходятся в том, что процесс производства не является предметом исследования их «науки». Производство — явление объективное, не зависящее от сознания и воли людей. И это вполне правильно, но согласно вульгарным воззрениям названных экономистов политическая экономия изучает субъективные оценки хозяйственных благ, отношение человека к вещи, а потому она не имеет дела с производством. Сторонники же так называемого социального направления не видят ничего социального в производстве, они его относят к технике. Производство они понимают по Сэю и Мак-Куллоху, а социальное они противопоставляют материальному. Один из столпов этого направления, Штольцман, уверяет, что социальное в противоположность материальному должно исследоваться не методом каузальности, а целевым методом, так как социальное регулируется, мол, законом нравственной свободы.

Так, «круто расправившись» с производством, представители названных направлений вульгарной политической экономии гораздо «милостивее» относятся к обращению, к той сфере, где вульгарный экономист чувствует себя вообще недурно. В сфере обращения все поставлено на голову; это — царство разных фетишей и превращенных форм. Но для субъективистов и «социальников» обращение имеет еще особый интерес.

Возьмем представителей социального направления. Для них социальное не обусловлено производством, но оно возникает и может возникнуть при общении людей между собой, при их взаимной связанности и воздействии друг на друга. Экономически это возможно если не в производстве (в последнем человек имеет дело якобы только с природой), то в обращении. Рынок, биржа, банки — вот «истинное» царство социального. Оно возникает в обмене, в конкуренции, в борьбе покупателей и продавцов между собой, в борьбе покупателей с продавцами и т. д.

Буржуазная политическая экономия в Лице «социальников» благополучно вернулась к своей исходной точке; в центре ее внимания опять обращение. Правда, в современной капиталистической действительности торговый капитал не господствует, но зато господствует финансовый капитал и финансовая олигархия. Организовать рынок, т. е. по возможности его монополизировать, регулировать цены, т. е. держать их на известной высоте, строить всевозможные финансовые комбинации и спекуляции — все это составляет основную деятельность королей промышленности и банков.

Представители другого крыла послемарксовской вульгарной политической экономии — австрийской школы — также черпают свою премудрость из сферы обращения. Правда, для конструирования важного понятия политической экономии — стоимости — они удаляются в пустыню: там они «изучают» отношение пустынника к стакану воды, ломтю хлеба и т. д. Но это они делают для того, чтобы показать, что стоимость — категория не социальная и не историческая; она, мол, коренится в психике индивидуума как живого существа, вытекает из его потребностей и соответственно его отношения к нужным ему вещам. Сконструировав таким образом «вечную» категорию стоимости, «австрийцы» оставляют пустыню и возвращаются на капиталистический рынок: здесь субъективная стоимость превращается у них в объективную стоимость; из столкновения разных субъективных оценок получается объективная оценка, или, выражаясь проще, рыночная цена!

Следовательно, настоящим предметом исследования и для австрийской школы является сфера капиталистического обращения. Категория субъективной стоимости, полученная от «наблюдения» за... пустынником, нужна этой школе для того, чтобы подвести солидный фундамент под рыночную цену и в конечном счете под капитализм в целом, основную особенность которого они видят в обмене благ и т. д. В отношениях между рабочими и капиталистами они тоже видят только меновые отношения, эксплуатация ими отрицается. Действительно, увидеть ее в сфере обращения — дело нелегкое. Здесь, по меткому замечанию Маркса, царствуют свобода, равенство и Бентам.

До сих пор мы говорили о тех вульгарных экономистах, которые по крайней мере претендуют на то, что их теории монистичны, вытекают из единого принципа. «Австрийцы» свои вульгарные меновые концепции обволакивают глубокомысленными изысканиями в области социологии. Но есть вульгарные экономисты, являющиеся открытыми эклектиками, стремящиеся помирить классиков с их вульгарными последователями. К ним в первую очередь относятся представители англо-американской школы. Теория стоимости строится ими на основе теории издержек производства и предельной полезности (Маршалл); теория прибыли — на основе теории трех факторов производства и предельной производительности (Кларк). А в целом их «концепции» являются ничем не прикрытыми меновыми концепциями. Качественный анализ везде заменяется ими количественным анализом — и это дает многим из них возможность объявить математический метод всеобъемлющим методом политической экономии. Последняя, по их уверениям, имеет всегда дело с величинами, находящимися в функциональной зависимости; цена, например, есть функция спроса и предложения, а спрос и предложение — функция цены. И дело экономиста показать, как определенному спросу и предложению соответствует определенная цена и как с изменением первых меняется последняя,

Последний и исходный пункт их исследования есть сфера обращения; вся хозяйственная жизнь представляет своего рода биржу, где одни хозяйственные блага обмениваются на другие, хозяйственные блага — на услуги (сюда включается и труд), а также услуги — на услуги. Даже в производстве они видят обмен: издержки производства обмениваются на готовый продукт. Один из вульгарных экономистов этой школы — Джевонс рисует такую умилительную картину. Допустим, что все общество собралось в одном месте, скажем, на парижской бирже; в центре ее находится предприниматель, который то и делает, что покупает у собравшихся все необходимое ему для производства и продает им произведенный у него готовый продукт. Само производство находится где-то за кулисами, и весь кругооборот капитала сведен только к купле-продаже.

Современные буржуазные идеологи утверждают, что путем государственного регулирования сферы обращения можно «улучшить», «оздоровить», «реформировать» капиталистический способ производства, устранить такие его коренные пороки, как кризисы, безработица, нищета масс и т. п. Особенно много об этом писали Кейнс и его последователи в различных странах капиталистического мира.

Реформисты и ревизионисты не говорят открыто о сохранении капитализма, они выдают себя за сторонников перехода к другому общественному строю — социализму. Однако этот переход они мыслят осуществить реформистским путем. По мнению теоретиков социал-демократии, для перехода к социализму нет надобности обобществлять средства производства, ликвидировать частнокапиталистическую собственность, для этого якобы достаточно «социализировать» сферу обращения и через нее перестроить все отношения между людьми. Особенно подробное развитие это положение получило в работах австрийского правого социал-демократа К.Реннера и его последователей (так называемая «австромарксистская» школа). Эта концепция по существу смыкается с буржуазными теориями «улучшения» капитализма.

Капитал приемлет лишь такие реформы в сфере обращения, которые облегчают процесс его самовозрастания. Если бы реформы в сфере обращения стали затрагивать основы процесса самовозрастания капитала, то весь класс капиталистов решительно выступил бы против подобных реформ, используя для этого государственный аппарат, всю свою политическую и экономическую мощь.

Чтобы осуществить радикальные изменения в сфере обращения, необходимо сначала провести коренные изменения в сфере производства, устранить капитал как классовое производственное отношение, покоящееся на монополизации решающих средств производства в руках капиталистов и эксплуатации наемного труда капиталом. Если общественное производство организовано как капиталистическое, то обращение должно осуществляться только по законам капитализма.

В связи с рассмотрением различных вариантов «меновой концепции», нельзя хотя бы в самых общих чертах не остановиться на работе австрийского социал-демократа Гильфердинга «Финансовый капитал» и на критике этого произведения Лениным. Хотя Ленин отмечал, что «это сочинение представляет из себя в высшей степени ценный теоретический анализ «новейшей фазы в развитии капитализма» ...», он критиковал автора «Финансового капитала» за перенос центра тяжести анализа из сферы производства в сферу обращения.

Гильфердинг начинает свое исследование с простого обращения, с выяснения необходимости денег в товарном хозяйстве, затем переходит к роли денег в «обращении промышленного капитала» и дает теорию кредита. Таково содержание первого отдела «Финансового капитала». Этот отдел служит основой, на которой Гильфердинг строит все последующее: от кредита он переходит к «мобилизации капитала», т. е. к акционерному капиталу, бирже, банкам, а от «мобилизации капитала» — к «финансовому капиталу и ограничению свободной конкуренции»; четвертый отдел посвящен проблеме кризисов, а пятый — «экономической политике финансового капитала».

Нас здесь интересуют не отдельные теории Гильфердинга, а его общий подход к проблеме финансового капитала и империализма, Гильфердинг считал, что финансовый капитал есть «капитал, находящийся в распоряжении банков и применяемый промышленниками». Ленин отметил неполноту этого определения по целому ряду пунктов, и прежде всего в связи с тем, что оно оставляет в стороне самое главное — рост концентрации производства, с необходимостью рождающий капиталистическую монополию.

«Это определение неполно постольку, поскольку в нем нет указания на один из самых важных моментов, именно: на рост концентрации производства и капитала в такой сильной степени, когда концентрация приводит и привела к монополии».

Гильфердинг, по мысли Ленина, оставляет в стороне те существенные качественные изменения в сфере непосредственного капиталистического производства, которые конституируют империалистическую стадию и составляют исторически и логически исходный пункт развития финансового капитала.